Стены Оксфордского университета были свидетелями разговоров о возможных последствиях божественного всемогущества за несколько десятилетий до появления там Уильяма. Так, его предшественник Иоанн Дунс Скот (1266–1308) размышлял над тем, как отличать истинное от ложного, если Бог самовластно может менять правила. Уильям пошел дальше. Он предвосхитил появление знаменитого суждения Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую» (лат.
Проблема, с которой Уильям столкнулся позже, заключалась в том, что всемогущий и всевластный Бог был непознаваем. Это становится совершенно очевидным, если задуматься о том, что, за исключением закона противоречия[81] (например, Бог не может в одно и то же время существовать и не существовать), Он не нуждается в доводах человеческого разума для оправдания своих действий. Например, Бог может совершать абсолютно нелогичные поступки: создавать растения на третий день творения (как говорится в Книге Бытия), а свет, необходимый для поддержания их жизни, – лишь на следующий день. Такой порядок вещей мог противоречить логике Аристотеля, однако в Божьей власти было поддерживать жизнь растений в темноте столько, сколько нужно, не объясняя человечеству, почему он решил поступить именно так.
Уильям применил те же аргументы для опровержения основ философии – реализма. Напомню, что философы-реалисты полагали, будто все предметы и явления можно объяснить с помощью идей-форм Платона или универсалий Аристотеля. Вишни были вишнями потому, что все они наделены универсалией вишневости, отцы были отцами потому, что их объединяла универсалия отцовства.
Уильям отказался от форм и универсалий. Он утверждал, что всемогущий Бог не нуждается в них. Если в его власти создать вишню с универсалиями округлости, красноты и так далее, то Он может и просто сотворить вишню, не пользуясь универсалиями. Уильям полагал, что универсалии – лишь термины, которые необходимы нам для классификации объектов реального мира, и поэтому «напрасно пытаться посредством большего делать то, что может быть сделано посредством меньшего; вообще же все то, что может быть объяснено с помощью допущения некоей [сущности], отличной от акта разума, – то же самое объяснимо и без этого различения…Следовательно, наряду с актом разума не требуется [с целью объяснения] допускать [еще] что-то другое»[82],[83]. Утверждая, что «все, что можно предугадать о многих предметах [универсалиях], исходит из их образа в нашем сознании», Уильям приходит к выводу, что универсалии служат лишь названиями для классификации объектов реального мира – отсюда и новое философское направление – номинализм (от лат.
На примере утверждения «Напрасно пытаться посредством большего делать то, что может быть сделано посредством меньшего» мы впервые видим принцип бритвы Оккама в действии. Сама по себе эта идея не нова. Двумя тысячелетиями ранее Аристотель в сочинении «О передвижении животных» писал, что «природа ничего не делает без причины»[84]. Однако Уильям использует бритву не для того, чтобы доказать принцип простоты и экономии в природе, он направляет ее против логики, лежавшей в основе универсалий. Он считает, что «универсалия не есть нечто реальное, обладающее субъектным бытием в душе или вне души, но она обладает лишь объектным бытием в душе, и есть некий [мысленный] образ…»[85],[86]. Утверждая, что универсалии не существуют вне нашего сознания, он призывал «не множить универсалии без необходимости», дабы не путать мир идей и мир реальный[87].
Отказ «множить универсалии без необходимости» лег в основу принципа бритвы Оккама. В объяснениях и моделях реальности следует использовать минимальное количество сущностей. Например, называя человека отцом, Оккам предлагает «исходить из того, что у него есть сын [или дочь], а не потому, что он обладает сущностью отцовства»[88]. Это утверждение настолько очевидно, что сегодня может показаться банальным и полностью лишенным новизны. Тем не менее Оккаму удалось одним лишь взмахом бритвы избавиться от вороха сущностей, захламлявших средневековую науку и философию, и мир вдруг предстал простым и доступным для понимания. И Аристотель, и Птолемей, и Фома Аквинский признавали силу простоты, однако каждый раз, когда им это было удобно, не скупились на сложности. Не таков был Уильям. Вот почему принцип простоты в философии назван не их именами, а известен как бритва Оккама.