Жизнь после Жары (СИ)

— Это, наконец, невыносимо! — застонала Никки, — Ни днём, ни ночью покоя нет! Каждый день, каждый день как на вулкане — я устала, я тоже не железная, поймите это, наконец!!!  

— Хорошо, хорошо, Кроша, прости меня… — Кузька обнял Никки за плечи, — Пойдём спать, любимая. А с тобой мы завтра поговорим, — холодно кинул он Оливе и исчез вслед за Никки в дверях спальни.  

Однако всю ночь Кузька не мог заснуть. Его буквально трясло от злости и на Оливу, и на самого себя.  

«Надо ж было так проколоться! — думал он, ворочаясь с боку на бок, — Что теперь будет, даже представить страшно. Ладно, утром пугну её как следует — авось, и не дойдёт дело до Салта…»  

Приняв такое решение, Кузька попытался было заснуть, но не смог. Никки спала на его руке, чему-то улыбаясь во сне.  

«Спи, спи, Кроша, ангел мой любимый… — тихо прошептал он, незаметно высвобождая свою руку, — Как бы я хотел послать к чёрту и Оливу, и Салтыкова, и всех, и остаться с тобой, только с тобой! И тебя они вымотали вконец, сволочи… Убил бы их всех нахуй…»  

Кузька тихонько вылез из постели и босиком вышел из спальни. На улице было уже совсем светло; вот Даниил вышел из своей комнаты и прошёл в туалет…  

«Откладывать нельзя», — твёрдо решил Кузька, берясь за дверную ручку, и решительно вошёл в большую комнату.  

Ярпен тихо спал на диване, укрывшись пледом и отвернувшись к стенке.  

Кровать же Оливы была пуста. 

Глава 60

Утро выдалось холодное. Олива продрогла в своей серой вязаной кофте, нервно сжимая в кармане рукоятку ножа. Приходилось запасаться терпением и, опершись спиной о железную дверь, ждать, ждать и ещё раз ждать...  

В сущности, дело её было пустяшное. Оставалось только просочиться в подъезд. Для этого надо было, чтобы кто-нибудь вошёл в него, попридержать тихонько домофонную дверь, и, дождавшись, когда бдительный жилец растворится в дверях лифта, тихонько проскочить внутрь и занять позицию у двери. Всё. Дальше дело техники.  

Из подъезда вышла пожилая супружеская пара, в которой Олива без особого труда угадала родителей Салтыкова. Они несли какие-то сумки и оживлённо переговаривались друг с другом: очевидно, они собирались на дачу. Настроение у обоих было превосходное — вероятно, в тот момент они даже не подозревали, что поджидает их любимого сына. Они даже не заметили Оливу у подъезда, а может, сослепу не узнали — ну, стоит тут какая-то девушка и стоит, а зачем она тут стоит — их совершенно не касалось.  

Олива пропустила их в дверь, незаметно просунув в щель руку, предохраняя её от полного закрытия. Родители, очевидно не заметив ничего, мирно сели в машину, и Олива, как только они уехали, моментально юркнула внутрь подъезда...  

Оставалось только сидеть на лестнице и ждать. Олива посмотрела на часы — было без пяти минут семь.

«Значит, Салтыков ещё не успел уйти на работу, — подумала она, — Что ж, подождём. Торопиться всё равно некуда, а перед смертью, как говорится, не надышишься…»  

Олива предусмотрительно выключила звук в телефоне и посмотрела на окна. Они были глухие, к тому же находились высоко от пола. Это значительно усложняло ход предстоящей операции.  

Из квартиры вышел брат Салтыкова и, говоря что-то по мобильнику, сбежал вниз по лестнице.  

«Хреновый ход», — промелькнуло у Оливы в голове. Очевидно, Бивис снова предупредил своего брата, что она здесь.  

«Но в любом случае, он здесь появится, — подумала она, — Так или иначе, рано или поздно, но ему придётся появиться здесь. А мне спешить некуда... Хоть двое суток буду сидеть тут, но дождусь его…» 

Олива незаметно провела рукой в кармане по лезвию ножа и сжала пальцы на его рукоятке.  

«Буду сидеть здесь, сидеть... и завтра, и послезавтра... сидеть до тех пор, пока не убью его... а потом себя...»  

Сердце бешено заколотилось. Олива судорожно сжала рукоятку ножа, зажмурилась, сильно сжав зубы.  

«Убить?.. Хватит ли у меня духу, чтобы сделать это, и довести дело до конца? — пронеслось в её голове, — А ну, как кто помешает? Боже, только не это...»  

«...А как тогда? Как жить дальше с таким грузом?.. С позором, несмываемым на всю жизнь? Рогоносица... Хуже этого унижения, кажется, и придумать нельзя! Но уйти самой, не утащив его, обидно как-то. Он должен ответить за всё, за всё... За мою разбитую, разрушенную жизнь... Разве этого мало?..»  

Олива не знала, сколько времени так прошло, в трансе. Может, час, а может, два. Может, пять часов. Сон сковал ей веки. Оставалось сидеть и ждать.

«...Я поцелую его, в последний раз, обниму одной рукой, а другою незаметно приставлю нож к животу... Главное, быстро, резко воткнуть, как открывашку в консервную банку — рраз! И всё... Второй удар будет по горлу, от уха до уха — вжжик! Главное — быстро, точно. А потом — тут же, не медля ни секунды! — то же самое проделать и с собой... Больно не будет, нет... Я же разрезала себе руку вдоль и поперёк — это ни капельки не больно...»