Жизнь после Жары (СИ)

— Я тоже не понимаю, — сказал Кузька, — Однако, это не моё дело...  

Никки молча шла впереди них в своей полосатой тельняшке и широких штанах, прихрамывая на одну ногу. Оливе стало немного неловко перед ней за то, что она одна общается с Кузькой, а Никки как бы не у дел. Но, похоже, у той не было никакого настроения поддерживать беседу о вещах, к которым она не имела отношения, и Олива не стала её вовлекать в разговор.

— Так где же этот твой Ярпен? — спросила Олива у Кузьки, — Пользуясь случаем, мне бы хотелось поближе познакомиться с поклонником моей книги…  

— Ярпен, к сожалению, уехал в деревню.  

— Ай, как обидно! А я так хотела позвать его на чашку чая…  

— Если хочешь, я вызвоню его оттуда, — предложил Кузька, — Видишь ли, Ярпен — поэт, он пишет стихи. И ему порой необходимо абстрагироваться от городского шума в тихой и глухой деревне под Пинегой. Он обожает уединение; обожает читать, и перечитал все книги в городской библиотеке. У него в деревне, в горнице стоят огромные стеллажи, сверху донизу наполненные книгами.  

Олива представила себе деревенскую бревенчатую избу и деревянные стеллажи с ветхими книгами, простой некрашеный стол и керосиновую лампу над ним, а за столом Ярпена, похожего чем-то на Кузьку, только более худого и более светловолосого. Представила она себе это так явственно, что Ярпен со своей несовременной внешностью поэта аж слился и с этими стеллажами и с ветхой книгой, раскрытой на столе, на котором рядом с нею лежали лист бумаги, чернильница и гусиное перо, а чуть поодаль стояла глиняная крынка молока и чугунок с картофелем, только что вынутый из русской печи. 

— О чём задумалась? — окликнул её Кузька.  

— Да о Ярпене… Значит, поэт, говоришь. Прямо как Пушкин — тот тоже любил уединение в селе Михайловском…  

— Ой, ладно, мне пора, — спохватился Кузька, когда друзья уже пришли домой к Никки, — Надо ещё с одним челом встретиться — он дизайнер-разработчик.  

— Как? Ты уже уходишь? — спросила Олива, — А как же чаю?  

— Я бы с превеликим удовольствием остался, — тихо сказал Кузька, глядя из коридора на тёмный силуэт Оливы в дверях комнаты, — Но раньше я договорился с человеком, он меня ждёт. А завтра, — добавил он, скользя взглядом по её стройной, обтянутой тёмным трикотажным платьем фигуре, — Завтра я обязательно приду. Обязательно.  

— Ну что ж, приходи, — улыбнулась Олива, поправляя заколкой волосы.  

— Да. Да. Обязательно, — повторил Кузька, продолжая топтаться в коридоре.  

Олива стояла, опершись рукой о дверной косяк и молча, улыбаясь, ждала.  

— Ты коварная женщина? — тихо спросил Кузька, стоя на пороге.  

Олива задумалась.  

— Это как посмотреть…  

«Ну вот, теперь, кажется, и Кузька вошёл в число моих поклонников… — думала Олива, ложась в постель, — Вчера был Хром Вайт, сегодня Кузька… Интересно, кто будет завтра...»  

Олива вспомнила, как вчера Хром Вайт четыре часа подряд, не отрываясь, курил на кухне кальян, когда все уже перешли в спальню смотреть фильм. Она видела, что с Хромом что-то не то, и смутно догадывалась, что в этом есть доля её вины. Жалко ли Оливе стало Хром Вайта, или что-то другое, помимо жалости, шевельнулось в её душе к этому светловолосому как все северяне и большеглазому парнишке, но она, сама не зная зачем, вернулась к нему в кухню.  

— Ты с ума сошёл, — тихо сказала она ему, — Зачем ты так долго куришь кальян? Тебе же плохо станет!  

— А тебе не всё равно? — с горечью спросил Хром Вайт.  

— Нет. Мне не всё равно.  

А потом они вышли на балкон, и Хром целовал её, целовал ей шею, плечи, руки, каждый пальчик. Он целовал её почти как Салтыков год назад, когда тот был ещё страстно влюблён в Оливу. Но всё-таки, это был не Салтыков. И даже не Даниил, хотя Даниил уже ушёл в такое далёкое прошлое…  

У Никки же после ухода Кузьки настроение было неоднозначное. Она, конечно, не имела ничего против Оливиных друзей (как любой молодой девушке, ей, напротив, нравились знакомства с новыми людьми, особенно противоположного пола). Но то, что все они, по большей части, обращали внимание не на неё, а на Оливу, немного задевало Никки. Тем не менее, как это часто бывает с девушками не очень красивыми, рассудительна она была не по годам, и самолюбие внушало ей, что у неё предназначение другое, более высокое и серьёзное, чем у её легкомысленной подруги, и ей не надо ни Оливиной судьбы, ни Оливиных поклонников. Потому и Кузька не произвёл на неё ни малейшего впечатления: да, внешне симпатичен, но — и только. По тому, как он весь вечер не отлипал от Оливы, а на Никки даже не смотрел, словно она — пыль, не стоящая внимания, Никки довольно быстро сделала вывод, что он для неё никто, ничто и звать никак. Проходной эпизод, впрочем как все эти Гладиаторы, Флудманы и Хромвайты.  

И если бы Никки в ту минуту сказали, что этот самый «проходной эпизод», которого притащила к ней в дом Олива, впоследствии станет её мужем и отцом её троих детей — она бы ни в жизнь не поверила.  

Глава 42

В десять часов утра в Никкиной квартире раздался звонок в дверь.  

— Кого это несёт в такую рань… — сонно проворчала Олива в подушку.