После отделения души от тела последнее не возвращается чисто и просто в небытие, и его элементы, пусть и разрозненные, растворенные среди других материальных элементов и смешанные с ними, все же не становятся какими-то «отходами». Это подчеркивает Дионисий Ареопагит263, а святой Григорий Нисский пишет: со смертью «чувственное разлагается, а не уничтожается, ибо уничтожение есть превращение в ничто, а разложение есть разъединение опять на те стихии мира, из которых вещь составилась. Но что в этих стихиях, то не погибло, хотя и избегло от постижения нашего чувства»264. Поэтому святой Иоанн Златоуст говорит, что «смерть приходит, чтобы разрушить то, что в нас тленное, но не разрушает, [собственно говоря.] тело»265.
Также было бы заблуждением «вообразить себе, что связь тел с их собственными душами разрывается навечно»266.
Если смерть и полагает конец естественной связи тела с душой в едином составе, она все же позволяет их естественной связи продолжаться в определенной форме и полностью сохраняет их ипостасную связь. Нельзя полагать, что отныне умерший сводится лишь к своей душе, в то время как его тело, обреченное на тление, теряет всякое отношение с ней и больше ничем не будет. Как душа — это душа умершего человека, так и его тело, даже в состоянии трупа или скелета, остается его телом. После смерти душа и тело сохраняют в своем отношении к личности (или ипостаси), душой и телом которой они являются, вечную и неразрывную связь между собой и этой личностью (или ипостасью). Преподобный Максим Исповедник особенно подробно развил эти антропологические рассуждения. После самой смерти, пишет он, душа не полностью разъединена с телом, «ибо душа и по смерти тела называется не просто душой, но душой человека, и такого-то конкретного человека [то есть определенной личности]. Ибо и после [оставления] тела она имеет в качестве своего вида (είδος) все вообще человеческое, определяемое посредством отношения части к целому. Так же, как и тело смертно по причине природы, но по причине сотворения не существует отдельно.
Ибо тело не просто телом называется по разлучении души, хотя оно и истлевает, и по естеству распадается на исходные элементы, из которых оно состоит. Ибо и оно имеет в качестве своего вида (είδος) целое, определяемое по его отношению к нему, как части, — человеческое. Итак, связь обоих — души, говорю, и тела, как частей целого человеческого вида, — неотъемлемо разумеваемая, изображает и одновременное возникновение их, и показывает различие между собой по сущности, никоим образом не повреждая ни один из присущих им логосов. И совершенно невозможно найти или назвать безотносительные [то есть друг без друга] тело или душу. Ибо вместе с одним сразу же привходит и понятие “чье-то” для другого; так что если предсуществует одно прежде другого, то, значит, оно есть кого-то еще. Ибо связь эта непреложна»267.