Перед отъездом начальник велел мне как можно скорее вернуться в часть, потому что, возможно, мне еще придется приехать сюда, но позже. Я понял, что он имел в виду. Хотя десять из восемнадцати девушек, набранных в том году, были не только отсюда, но и из Цзинганшаня, мы оба интуитивно почувствовали, что «наша» — из Ханчжоу. Говорят, мол, лиса близ норы не промышляет — а на самом деле именно там она чаще всего и охотится! «Она» в критическую минуту наверняка припомнила имя землячки — и не просто землячки, а подруги, — потому-то нужное имя сразу и всплыло в ее голове. Другое дело, что «она» и предположить не могла, что все зайдет настолько далеко, что свершится столь тяжкий грех. Говоря словами того военного врача, «да ее расстрелять надо за такое!» По сути, «она» совершила самое настоящее убийство, хоть и не своими руками. Поэтому просто отослать ее на родину — нет уж, так легко не отделается! Несмотря на эти соображения, фраза врача резанула меня по сердцу. Честно признаться, никогда не любил эту заносчивую жену начальника, а теперь — и просто возненавидел! «Погоди! — подумал я, — вот начнут разбираться, кто виноват, и тебя не забудут! Не выйдешь сухой из воды!»
На самом деле, конвейер, который она устроила, — обычная практика в больницах, особенно когда делают рентген или ЭКГ. Но, насколько мне известно, после приема врач всегда отдает медкарту лично в руки пациенту. Пусть даже «она» выдала себя за другую — разве вторая девушка не заметит, что ей дали чужую карту? Тут может быть только одно объяснение — врач не раздавала карты лично, а поручила это медсестре. Медсестра же, в свою очередь, была не в курсе ситуации и просто выдавала их поименно, так и не поняв, что произошла ошибка. Вообще говоря, медкарты с подобным заключением нужно непременно вручать лично, а перепоручить кому-то — значит снять с себя ответственность. За такое ведь тоже ответственность полагается! Но потом я понял, что этот осмотр — ввиду его щекотливости — всегда оставляют напоследок. После гинеколога медосмотр, можно сказать, автоматически завершен, поэтому не нужно отдавать медкарты на руки — их сразу передают руководству больницы. Получается, и врач не виноват. Как-то так выходит, что никто не виноват. Тут я почувствовал жуткую усталость, на сердце легла неизъяснимая тяжесть. Поэтому я и решил прийти на похороны. Мне хотелось приписать себе чуть больше ответственности за случившееся — может, это послужит усопшей и ее семье хоть и небольшим, но утешением. Однако после я сильно пожалел, что пошел: тело просто кое-как зарыли в землю, как будто таясь, безо всякой церемонии, присутствовали только родные. Ну и я пришел — и явно был лишним. Вроде хотел как лучше, а вышло наоборот: всем стало неловко.
Оформив все бумаги о приеме сестры умершей в армию, я спешно покинул Фуян — практически сбежал. Конечно, ни о какой поездке на реку Фучуньцзян и речи быть не могло. Да окажись я вновь в этих краях, ни за что бы не поехал, несмотря на дивные виды. Как говорится, не судьба. О Фуяне у меня на всю жизнь остались горькие воспоминания — и не было места для других чувств, а уж тем более мысли о путешествиях. В обратный путь я ехал на поезде и постоянно видел в окне вагона лицо умершей. Мне все казалось, будто я еду не обратно, а вновь — туда. Мы сидели с ней друг напротив друга, и я избегал смотреть ей в глаза, зато видел отражение ее лица в оконном стекле. Мы оба практически не разговаривали — она буквально съежилась на сиденье и лишь украдкой поглядывала на меня. Казалось, она хотела что-то сказать, но так и не произнесла ни слова. Хотя нет, один раз она все-таки заговорила: «Умоляю, скажите, чем я провинилась?» И знаете, вроде нет такого правила, что об этом запрещено сообщать, да и она рано или поздно все равно узнала бы, но я даже не задумался, просто отрезал официальным тоном: «На месте проинформируют». Я имел в виду, что этим займется отдел народного ополчения. А ведь на самом деле это совсем другое: если бы я ей заранее объяснил, в чем проблема, она могла бы оправдаться, а в отделе что она скажет? Там реакция была бы точь-в-точь как у ее отца — любые оправдания только разозлили бы. Выходит, та моя дежурная фраза сделала ее беззащитной. Всю дорогу обратно я думал: скажи я ей тогда, в чем дело, сложилось бы все иначе?..
Я размышлял об этом так долго, что устал. Когда же вспомнил, что в части меня ждет девушка, а мне, формальности ради, придется снова мотаться в этот Фуян, то почувствовал себя окончательно вымотанным. Да и теперь, припоминая тот случай, я ощущаю ужасную слабость.
Перевод Марии Семенюк
Цай Дун
Бонхёффер[25] спрыгнул с пятого этажа
К операции «Хайдеггер» все было готово уже полгода, но в последний момент она всегда отменялась. Чжоу Сугэ смотрела за оконное стекло — стоял ясный день, с безоблачного неба могучим потоком лились солнечные лучи. Балкон, клумбы, бассейн белым блеском резали глаза так, что закружилась голова и пришлось отвернуться. Комнату словно застелил туман.