Жизнь после: «Империал-Рояль»

– Меня для вас похоронили, но вот я стою, жива и здорова, без единой царапины! Я хочу сказать, что вас нагло обманывают! Мой муж не был развратником, как его показывают! Не верьте имперской пропаганде, ибо всё делается в угоду новому Архиканцлеру, который его и убил ради власти! – Калья приостановилась, так как засомневалась.

Девушка никогда не выступала с пламенными речами на сто тысячную публику, взывая их на революцию прямо в самом сердце Автократорства, ища опоры только в голодных глазах самих людей. Ей перехватило дух, от количества смотрителей. Конечно, она некогда стояла рядом с мужем на официальных приёмах и заседаниях, однако ей никогда не приходилось говорить с миллионным народом. И вспомнив на секунду помыслив о том, что стало с её мужем, она смогла перебороть страх, и продолжила говорить с удвоенным фанатизмом:

– Разве вы позволите лжецу и безумцу вами править, который убил человека, вами любимого!? Разве может тот, кто режет других, ради собственных прихотей, обвинять других в похоти и казнить их?! Нет и ещё раз – нет! – И взяв пятисекундную театральную паузу, ожидая, пока народ мысленно переварит сказанное, Калья вновь заговорила. – Но это был только первый обман. О гордый народ великого города, скажите, как вы позволяете отдавать человеку право вас защищать, если за два последних дня он потерял половину всех ваших земель!? Вы ничего не знаете о пламени мятежа, что бушует на окраинах Автократорства и засыпаете с ожиданием завтрашнего дня. Но наше завтра может наступить под рёв самолётом и орудийный гул, из-за того, что новая власть вас не сможет защитить! Скажите, достойно ли тогда такое правление называться праведным! И так если они не могут защитить границы нашего дома, то, как они будут охранять нас?! Мы не можем больше позволить им править нами!

Слова, написанные второпях на бумажке и заученные перед выступлением достигли самой сути сердец. Пламенные речи о верности, праведности и послушанию государству уже приелись и не дёргали за нити потрясения распространяющихся в эмоциях, их поджигая. Но вот буквы, смысл сложенных из них слов, говорящий о чём-то запретном, о непокорности и непослушании – в диковинку народу Империи и Рима. Каждый в толпе и ватага людей полностью ощутили некую избранность и отравляющее чувство мятежа. Адреналин хлынул в кровь и отключил всё, чтобы ответило за здравый смысл. Остались только инстинкты и чувства, что и стало началом для эфемерной революции в Риме.

Слова, произнесённые Кальей в вихре фальшивого фанатизма и чувственного рвения, не просто подожгли толпу,… они её взорвали. Люди своими криками, ором и кличами-призывами к свершению правосудия накрыли весь Рим. Ореол народного шума в этот вечер повис над городом в этот вечер.

Наплывающий внушающий первобытный ужас и коленопреклонение грозовой фронт, внушал в сердца людей предчувствие конца и нечто романтичного. Порывистый ветер, забивший в лицо, только усиливал эффект воодушевления и внушал мятежной толпе уверенность в победе… которую они никогда не смогут достичь.

Карамазов наблюдал за всем действом. Его взгляд касался людей, а разум был с миллионами гражданами Рима. Андрагаст знал, чем это всё кончится. Его лицо тут же помрачнело, а в глазах иссякла жизнь. Он просто стоял рядом, опустошённый и слушал, как Калья, по заученному и сухому тексту, зажигает народ, доводя его до состояния фонтанирующей злобы.

– Ну что, милый, ты в порядке? – Донеслось из рации Андрагаста.

– Да, стою и смотрю на бутафорную революцию. Такого маскарада я в жизни не видел, то люди верят. Эх, надоест быть инквизитором и революционером, пойду работать в театр.

– От одного твоего появления на сцене не то, что дети, взрослые будут ходить под себя прямо в сидениях. – Кто-то злобно и прокомментировал Карамазова.

– Ха, у нас ещё один остряк. Я думал, вам меня будет мало. – Подключился к связи ещё один человек.

– Да, Морс. Тебя с избытком и твоего сарказма тоже. А вот с Яго, теперь его стало ещё больше.

– Кстати, Карамазов, Яго, спасибо вам за то, что спасли их. Я готова повторить это тысячу раз. – Едва ли не слёзно промолвила в рацию Эмилия.

– Да ладно. Пустяковая работа. – Сухо кинул Яго.

Карамазов ощутил, как к его сердцу крадётся нечто тёплое. Его разум ушёл в мечты о будущем, где для нет больше места в этом безумном мире. Только он и Эмилия. Мечты превращались в тёплое ощущение для души, расползающееся по ней и дарующей лёгкое чувство спокойствия. Мужчине осточертели бесконечные битвы и войны, игры и многоходовки, схемы мятежей и эфемерные выпады… всё это походит на грязную политику, в которой погрязли Данте и Архиканцлер. Это их танго, не Карамазова. А значит, и дотанцовывать его будут они вдвоём. Анедрагаст решил, что это последний день ег участия в «бутафорной войне». С него просто хватит.