Жизнь после: «Империал-Рояль»

С одной стороны меня воспитал и вырастил Полк-орден, известный сейчас, как орден Лампады. Я вырос под надзором его лидеров и тренеров. Сам мой дух создан «молотом», «наковальней» и «горнилом» его глубинной сути. Да, пускай, мои слова излишне поэтичны и не подходят для воина, но это так. Я неисчислимое количество раз ходил в атаку во имя ордена и столько пролил крови за него. Эти воспоминания и шрамы, но я привязан душой к нему.

Но с другой стороны я «Ворон». Меня спас тот человек, что величает себя не иначе, как «Вороний Лорд» и ему теперь я обязан жизнью. С «воронами» я ходил в самую важную атаку в своей жизни и с ними мы открыто выступили против безумия Архиканцлера, уже не прячась в канализациях. Впервые я смог свершить возмездие за Рим и что в нём случилось.

Выбор очень сложный и я никак не могу на него решить. Старые клятвы не были расторгнуты, а новые взывали с такой же силой. Всё очень сложно.

Капитан первой роты «Чёрный Клюв» Тит Флоренций.»

– Из дневниковых записок в комнате Тита.

Солнце медленно садилось, забиралось за горизонт, как будто проползая под линию, где море соприкасается с морской гладью. И последние лучи златого солнечного диска уже несколько тускловато освещали крепостные стены и древний остров, а его тени становились всё шире и длиннее.

Небесная твердь окрасилась в десятки разнообразных тонов и расцветок. Там, где солнце изволило покинуть небо, всё полотно приняло окрас, воплотившись в золотистые и оранжевые тона, словно кто-то опрокинул златую небесную краску, и она залила участок «мольберта» стал таков. Там, где границы золотой расцветки кончались, начинался алый, багровый горизонт, как будто всё пылает окрест на небе вокруг златого центра. Да, закат расписал небесную твердь, словно кровью. Ну а самые дальние участки становились ярко-фиолетовыми, словно ткань реальности рвётся и новый, иной мир готов прорваться через тонкую ядовито-фиолетовую пелену. И практически у иного горизонта надвигалась тьма. Там уже проставленный умелой рукой творца серебряные звёзды и тьма медленно крадётся, накрывая весь оставшийся мир…

Ветер постепенно набирал обороты. Сила становилась такова, что сталкиваясь с каменными преградами, он начинал завывать, как дикий зверь, неся свои скорбные напевы. Песнь ветра окутала весь островок, донося до ушей его жителей старую, как весь этот мир, печаль.

Мороз подбирался ползучей стеной и довольно настырно. Несмотря на то, что летние времена минули, и в свои права медленно вступает зима, тут было относительно тепло, ни взирая на существенные климатические изменения.

Весь пейзаж действительно завораживал взгляд всякого, но вот картины войны слегка портили это ощущение – беспредельной природной красоты, что едва затронута человеком.

Но вот есть один человек, которому всё равно на то, как и что вокруг него творится, ибо только свет и вид уходящего солнца мог заворожить его стонущую и разорванную в клочья душу. Только лучи золотого светила, окружённого десятками расцветок, пленили ледяные остатки, того, что именовалось «душа».

Мужчина стоял прямо в комнате для «сбора советов» или «зале советов»… у помещений имелось много названий. На его плечи ложился тяжёлый кожаный камзол. Избитый временем, сделанный специально на заказ, с зияющими дырами после боя, камзол стал вечным атрибутом мужчины, словно воссоединился с ним, по подобию неизменного атрибута. Остальное тело покрывали: тканевые штаны, сапоги из кожи и белоснежная рубаха.

В «зале советов» древние архитектор прорубил большие и широкие окна: метр в ширину и не менее двух в длину, через которые и являлось всё великолепие закатов, ибо это помещение, совершенно небольшое, примыкало прямо к «Великой Библиотеке», и особо не пострадало при битве.

Внезапно раздался шорох за спиной Данте. Уши магистра почуяли его, но вот тело не смело повернуться. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы свершить разворот и посмотреть на того, кто позволил себе прийти. Заворожение закатом пленило даже мышцы Валерона.

– Я смотрю, ты любишь, когда солнце заходит. – Прозвучал немного хриплый голос. – Так любишь, что не смотришь на тех, кто заходит к тебе со спины.

– Я просто чувствую, когда это друг, а когда враг, господин Дюпон.

Седовласый мужчина, с морщинистым лицом и суровыми чертами лица, облачённый в чёрную военную куртку, сапоги, уходящие практически под коленку, штаны из крепкой ткани и кожаные перчатки, покрывавшие рукава.

В одной комнате сошлись две истории и две легенды. Каждый из них командовал своими орденами на протяжении десятков лет и знал уже все моменты и стили словестного фехтования, но сейчас никто не собирался говорить ради того, чтобы извлечь важную информацию, как на задании. Здесь есть место прямых и односмысленных разговоров, а не лукавства и потаённости.

Лампада и Ворон оказались в одной зале. У каждого из них своя история, что стала их сутью, им и создав уже нарицательные имена, так же оставив и свои шрамы на истерзанных душах.

– Так зачем вы пришли сюда? – Полилась холодная безжизненная речь. – Не ради ли того, чтобы насладиться этими видами?