Жизнь после

Сознание вновь пропало на несколько мгновений, а затем, словно пробиваясь сквозь плотный туман, постепенно стало возвращаться. Лета медленно приходила в себя, и мрачные мысли опять наполнили голову.

Без воздуха нет жизни. Значит, этот мир определенно не создан для живых. Она умерла. И сейчас неважно когда, где и почему, важно то, что она навеки застряла здесь, в своем сером загробном мире. Одна.

Девушка медленно поднялась, стараясь больше не думать о дыхании. Очень скоро поняла также, что здесь можно не только не дышать, но и не есть, и не пить. Тело оказалось всего лишь оболочкой, не требующей никаких ресурсов для существования. Оттого и сон здесь невозможен. Ведь сон – так или иначе необходим организму для жизни, без него нарушаются важные функции. Но тут ничего не нарушится. Потому что уже и без того все нарушено. Все законы привычного человеку существования.

Даже температура и боль тут не ощущаются, потому что все это – умения физического тела. Поэтому под теплым одеялом совсем не было жарко. Поэтому все предметы кажутся почти одинаковыми на ощупь: что зеркало, что полка шкафа, что подоконник – лишь слегка отличаются текстурой.

Если все действительно так, – а в этом Лета почти не сомневалась, – то у нее, несмотря на тяжелое положение, все же теперь есть новые возможности. Ей не надо спать, есть, отдыхать, дышать, а это значит, что она может идти сколько захочет и куда захочет, осмотреть целый мир, побывать в других городах, если, конечно, эта реальность не ограничивается только той улицей, по которой она бежала сюда в надежде спастись от одиночества, и ее домом.

По крайней мере, можно начать изучение с сада. Нет смысла оставаться в четырех стенах и бояться. Потому что бояться нечего: самое худшее уже случилось.

Так девушка уговаривала себя, неуверенно спускаясь вниз и подходя к входной двери, за которой – она это хорошо запомнила – таился пугающий серый туман, стелящийся по земле, готовый схватить и увлечь туда, где ждет еще больший страх и еще более сильное отчаяние. Она уговаривала себя, потому что знала, что ожидание худшего часто неоправданно. Она уговаривала себя, потому что понимала, что не может оставаться на месте и вариться в своих страхах до безумия. Она уговаривала себя, потому что сейчас готова была встретиться, пожалуй, хоть с самим чертом, лишь бы не чувствовать одиночество и растерянность.

Но при этом ей было очень страшно. Поэтому ей приходилось уговаривать себя.

Однако рука ее совсем не дрожала, когда Лета снимала засов. Рука не дрожала, когда она медленно открывала тяжелую дубовую створку, чтобы убедиться … что за ней никто не поджидает и никто не хочет схватить.

Немного успокоившись, Лета сделала шаг, ступая на знакомую тропинку, ведущую от двери дома к калитке. Она сделала еще шаг, оглянулась.

Вчера – или позавчера? – у нее не было возможности осмотреться. Но сейчас, уже изучив то, что творилось в доме, она не сильно удивилась тому, что происходило в саду.

Грядки были пусты. Их покрывало то самое странное марево, похожее на мираж или на плавящийся над разогретым асфальтом воздух. Среди этого марева виднелась не то трава, не то пепел, не то камни или просто земля. Трудно было понять, потому что все было слишком неясно, и глаза видели то одно, то другое, то все одновременно.

Яблони, вишни и рябина росли на своих местах, но плодов не было. Только расплывчатые силуэты крон. Таким же мерцающе-расплывчатым и бесплодным выглядел куст смородины, с которого еще вчера утром она снимала для завтрака сочные ягоды. Старый курятник был на месте, пустой, как и последние несколько лет. Куриц там разводила только мама, Лета же с Олегом не могли уделять наседкам столько времени из-за работы.

Небольшая беседка и скамейки – все на своих местах, четкое, привычное, родное. Девушка подошла к качели, присела и слегка оттолкнулась ногами. Цепочки едва слышно скрипнули, проворачиваясь в петлях, и Лете этот скрип показался неживым отголоском реального.

Впереди, за забором, была дорога. Справа и слева от дома Леты на всю улицу растянулись такие же деревянные и кирпичные домики, окруженные собственным садом, а вот напротив уже стояли многоэтажки. Городок сам по себе был небольшой, люди чаще уезжали отсюда, нежели приезжали сюда жить. Многие, кто искал спокойствия, селились тут. Так, например, поступили родители Леты. Но когда старшие дети выросли, мама и папа решили и вовсе перебраться в лесную глушь. Дом оставили Лете, а сами, забрав пятерых младших детей, уехали за тысячу километров.

Лета любила этот дом. Не согласилась переезжать в квартиру, когда вышла замуж за Олега. Поэтому Олег остался с ней.

А сейчас она и вовсе осталась одна. И как хорошо, что ее окружают родные стены. От них не исходит тепла, как от настоящих, оставшихся в реальном мире, но все же они успокаивают, создают иллюзию защищенности.