Жизнь-поиск

— Но ты не сдавайся, парень, — говорил он, — у тебя выйдет, я чувствую, что выйдет! Вот только жаль, что сам тебе помочь ничем не могу — не знаю я этого проклятого ремесла!

Я съездил еще раз к Павлу Александровичу. Его советы всегда были для меня просто бесценны, без него я бы, наверное, никогда не стал токарем-лекальщиком. И наконец наступил день, когда центральная измерительная лаборатория завода дала заключение: «Резьбовой калибр для шпинделей врубовой машины 90 X 6 годен по всем элементам».

Меня опять вызвал начальник цеха, поздравил, пожал руку и сказал:

— Спасибо, я в тебе не ошибся. Ты выручил цех из тяжелого положения с этими калибрами. Со 2 января 1938 г. присваиваем тебе 7-й разряд.

Вряд ли надо рассказывать о всех тонкостях и секретах тогдашнего токарно-лекального дела. Сейчас, через три десятка лет, многое изменилось в этой профессии. Появились «умные» машины, приборы и станки, упрощающие сложную работу токаря-лекальщика. Как-то я попробовал проанализировать искусство токаря-лекальщика, разложить его, что называется, на слагаемые и выделить то основное, что отличает эту специальность от токаря вообще.

Половина тех знаний, которые тогда были необходимы для изготовления резьбовых калибров, теперь не нужна. Но другая половина этих знаний будет необходима токарю-лекальщику еще десятки лет. Токарь-лекальщик и сейчас обязан уметь хорошо делать прежде всего две вещи: на станке снимать резцом стружку толщиной в одну сотую миллиметра на детали из сырой легированной стали; уметь владеть конфигурацией изделия в каленом виде, изменяя профиль по своему усмотрению и сохраняя при этом строгую прямолинейность или заданную кривизну под тридцатикратным увеличением.

Вот, собственно, основные требования, предъявлявшиеся токарю-лекальщику тридцатых годов, обязательные и в настоящее время. И вот я стал токарем-лекальщиком. Изготовление фасонных резцов было передано дяде Саше, а я стал делать резьбовые калибры. Работал я медленно, раза в четыре медленнее, чем Зайко и Дмитриев, но меня никто не подгонял, я мог мало-мальски вникнуть в новое дело.

Весь 1938 г. я осваивал производство резьбовых калибров-пробок и колец, в основном средних размеров, диаметром от 30 до 90 мм, с метрической резьбой.

Конечно, это был лишь робкий приступ к овладению очень небольшой частью токарно-лекального искусства. Но тогда мне казалось, что я «превзошел все премудрости» этого дела, и ходил, подняв нос кверху.

За год мне пришлось иметь дело со множеством различных приборов и овладеть совершенно новыми для меня понятиями. Пришлось изучить термообработку, (ведь теперь приходилось иметь дело с калеными изделиями), и изучить довольно подробно, что для обычного токаря совсем не обязательно. Пришлось вникнуть в работу центральной измерительной лаборатории завода, познакомиться со многими тонкостями в области измерения углов, профилей и других параметров, научиться пользоваться (хоть и элементарно) универсальным микроскопом и оптиметрами. Если раньше, при изготовлении червячных фрез и фасонных резцов, одна сотая миллиметра казалась мне высшим пределом точности, то теперь эта «сотка» представлялась весьма грубой величиной. Пришлось развивать в себе так называемое «чувство микрона», т. е. умение чувствовать при измерении изделия одну тысячную долю миллиметра.

В центральной измерительной лаборатории работали очень хорошие и дельные инженеры. Они объяснили, почему не каждый токарь может научиться делать резьбовые калибры. И первым условием, которое они ставили перед начинающим токарем-лекальщиком, было умение вырабатывать в себе это чувство микрона. И еще одно требование — не должны потеть руки.

Без чувства микрона нельзя сделать современный резьбовой калибр, а если потеют руки — нельзя браться за плитки Иогансона (теперь они называются концевыми мерами).

Что такое концевые меры? Это небольшие стальные закаленные пластинки разной толщины, изготовленные с точностью до одной десятитысячной доли миллиметра и доведенные до 14-го класса чистоты. Они имеют такую плоскопараллельность, что, будучи сложены, «прилипают» друг к другу накрепко — между ними начинают действовать силы молекулярного сцепления.

Из таких пластинок можно составить любой размер, и он будет точным и абсолютно одинаковым с таким же размером, составленным в любой стране мира.

Плитки Иогансона в свое время разрешили проблему мировой системы взаимозаменяемости и измерений. В то время эти плитки выпускала только одна шведская фирма «Иогансон». Ценились они на заводах дороже золота. Доводить их у нас еще не умели. Если у лекальщика хоть немного потели руки, то, взяв в руки плитку, он неизбежно оставлял на ее зеркальной доведенной поверхности следы, и плитка становилась негодной к работе.