Так было и с моим новым инструментом. Его эффективность была очевидна даже для неспециалистов, предложение было принято, оформлено и была подсчитана солидная экономия, которую сулило его применение. К сожалению, такие дела связаны с затратой многих сил и времени.
Как-то начальник бриза Глебов привел ко мне в цех работника Госкомитета по делам изобретений Косинского и попросил показать метчик-протяжку. Посовещавшись, они предложили оформить заявку на изобретение этого инструмента. Заявка была составлена, отослана куда надо, и очень скоро пришел ответ на нее:
«В вашем инструменте отсутствует элемент новизны, и поэтому оно (?) не может быть признано изобретением».
Всем, кто рискнул терзать себя творческими исканиями, а затем пытался получить признание полезности их результатов, знаком этот стереотипный ответ. Институт государственной патентной экспертизы рассылает его тысячами своим заявителям.
В настоящее время, когда я уже «закалился» в спорах с патентной экспертизой, такой ответ не вызывает во мне никаких эмоций. Но тогда, с непривычки, я был просто убит горем. Как же так «нет новизны»? Значит, мой инструмент давно известен? Значит, я старался впустую, изобретал велосипед? Не может быть!
К этому времени я уже побывал на многих заводах, знал, можно сказать, почти все, что есть нового в технике изготовления резьбы, но нигде не слыхал и не читал о метчиках-протяжках.
«Нет, тут что-то не то», — решил я и настрочил возражение эксперту по всей форме.
Я тогда еще не знал, что для экспертизы важна не только (а может быть, и не столько) сущность предполагаемого изобретения, но и форма, слова, которыми выражен предмет изобретения. В области этой технической лингвистики у меня тогда не было никакого опыта, поэтому я очень скоро получил второй ответ эксперта, где все мои доводы начисто отметались и давался окончательный ответ: не годится, отказать…
Я совсем было опустил крылья и вгорячах решил больше не связываться с этой организацией. А между тем популярность метчика-протяжки росла с каждым днем. Шесть цехов нашего завода заказали инструментальному цеху метчики-протяжки по моим чертежам. Наш цех изготовил их, и они были с благодарностью приняты и успешно использованы почти во всех цехах. Я показал их в Московском доме технической пропаганды. Горховер и Тарлинский предложили мне выступить с показом их чуть ли не на всех машиностроительных заводах Москвы и Московской области.
Я демонстрировал работу метчика-протяжки на многих московских заводах, и везде она вызывала восхищение рабочих и инженеров. Однако я чувствовал, что в ней еще есть много недоработок, что над этим инструментом придется еще много поработать как в части теоретических расчетов, так и в области экспериментальных испытаний.
Может быть, я так и не получил бы авторского свидетельства, если бы не помог один случай.
Когда я уже решил поставить крест- на этом деле и больше не тратить силы на споры с Институтом патентной экспертизы, к нам на завод по каким-то делам приехал инструктор Отдела машиностроения ЦК КПСС М.Г. Скрябин. Разговаривая с ним, начальник бюро технической информации между прочим рассказал ему о метчике-протяжке, и Скрябин пожелал ее увидеть.
В механическом цехе ему показали на сложной многозаходной резьбе, как она работает. Скрябин попросил познакомить его с автором, и Супонев привел его ко мне. Михаил Георгиевич оказался инженером, достаточно сведущим в области резьбового инструмента, с ним легко было беседовать на такую специальную тему. Он спросил меня:
— А какой номер авторского свидетельства на метчик-протяжку?
Я молчал, а Супонев за меня ответил, что мне отказали в выдаче авторского свидетельства.
— Вы могли бы подарить мне одну метчик-протяжку? — спросил Скрябин.
Посоветовавшись со своим мастером, я подарил Скрябину метчик-протяжку для трапецеидальной резьбы 14x3.
Через несколько дней меня вызвали к телефону. Звонил Скрябин.
— Зайдите в Комитет по делам изобретений к товарищу Майкапару, — сказал он, — захватите с собой материалы по вашей заявке и, если можно, «живую» метчик-протяжку!
Первый визит в Государственный комитет по делам изобретений и открытий вышел не очень удачным. Я считал себя обиженным неоднократными отказами, говорил запальчиво и, как потом понял, вел себя неправильно.
Думаю, что Майкапар готов был просто выгнать меня, и только рекомендация Скрябина останавливала его. К концу разговора мы чувствовали острую неприязнь друг к другу, но все же порешили на том, что я приду еще раз, и пораньше, а Майкапар к тому времени подробнее изучит материал. Метчики-протяжки, которые я принес, он попросил оставить у него до следующей встречи.
Следующая встреча прошла спокойно, мы разговорились по душам. Евгений Александрович Майкапар оказался очень дельным человеком. Впоследствии мы стали добрыми друзьями и поддерживаем хорошие отношения до сих пор.