Приближалась осень. Поэт мечтал о тихой пристани, где можно было бы спокойно отдаться любимому творчеству, и он обратился к П. А. Осиповой в Тригорское, соседке своей по Михайловскому, с просьбой выяснить, нельзя ли ему приобрести, и на каких условиях, соседнее село Савкино: «Я бы выстроил себе там хижину, поставил бы свои книги и проводил бы подле добрых старых друзей несколько месяцев в году. Что скажете вы, сударыня, о моих воздушных замках, иначе говоря, о моей хижине в Савкине? - меня этот проект приводит в восхищение, и я постоянно к нему возвращаюсь».
Эти мечтания о воздушном замке в Савкине, как и надо было полагать, остались только мечтаниями...
Волновало Пушкина и другое: кончались приготовленные на годичный расход деньги. Жизнь в Царском Селе оказалась намного дороже, чем он предполагал. Расходы вблизи двора вырастали безмерно.
В середине октября Пушкин покинул с женою Царское Село и поселился в Петербурге. Вскоре вышли в свет «Повести Белкина» тиражом в 1200 экземпляров, по цене 5 рублей...
* * *
19 октября 1831 года, через несколько дней после переезда Пушкина в Петербург, лицеисты первого выпуска праздновали свою очередную лицейскую годовщину.
Видимо занятый поисками квартиры и ее устройством, Пушкин не был на этом празднике и, надо полагать, еще в Царском Селе написал свое послание лицейским товарищам.
Вид стен и садов Лицея, вид воспетых им памятников русской славы вызвали у Пушкина грустные чувства. Двадцать лет прошло с того дня, когда он и товарищи его переступили впервые порог Лицея!.. Оглядываясь на эти прошедшие годы, он писал:
Чем чаще празднует лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,
Тем реже он; тем праздник наш
В своем веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш
И наши песни тем грустнее.
В черновиках оставил Пушкин строфу, повествующую о многом пережитом за эти десятилетия:
Давно ль, друзья... но двадцать лет
Тому прошло; и что же вижу?
Того царя в живых уж нет;
Мы жгли Москву; был плен Парижу;
Угас в тюрьме Наполеон;
Воскресла греков древних слава;
С престола пал другой Бурбон;
Отбунтовала вновь Варшава.
Шести лицейских товарищей уже не было.
Шесть мест упраздненных стоят,
Шести друзей не узрим боле, -
замечал Пушкин и всем погибшим отдал дань памяти: «там на ратном поле» нашел смерть полковник С. С. Есаков, «в земле чужой» нашли покой умершие за границей от чахотки Н. А. Корсаков и П. Ф. Саврасов, от «недуга» скончались Н. Г. Ржевский и К. К. Костенский, от «печали» преждевременно «во мрак земли» сошел А. А. Дельвиг.
Поэта охватили мрачные предчувствия:
И мнится, очередь за мной,
Зовет меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.
Как бы преодолевая невеселые раздумья, Пушкин заканчивает послание бодрым призывом:
Тесней, о милые друзья,
Тесней наш верный круг составим,
Почившим песнь окончил я,
Живых надеждою поздравим,
Надеждой некогда опять
В пиру лицейском очутиться,
Всех остальных еще обнять
И новых жертв уж не страшиться.
На лицейской встрече 1831 года друзья не досчитались еще троих друзей, находившихся на каторге, декабристов И. И. Пущина, В. К. Кюхельбекера и В. Д. Вольховского.
Сами они не имели права тогда писать, это делали за них жены декабристов. Из письма директора Лицея Е. А. Энгельгардта Пущин узнал, как мало товарищей соединил этот лицейский праздник около старого директора, и просил жену декабриста А. В. Розен передать от его имени дружеский поклон всем верным Союзу дружбы и попенять охладевшим...
* * *
Заботы о судьбе семьи особенно омрачали в те дни Пушкина. Наталья Николаевна ожидала первого ребенка. «Долги, постоянная нужда в деньгах, вечные домашние волнения, - писал Н. М. Смирнов, муж А. О. Россет, - были главною причиною раздражительности и частой, неожиданной смены его настроений.
Придя к нам однажды, - продолжает Смирнов, - Пушкин ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, уныло повторял: «грустно! тоска!» Временами улыбался шуткам и остротам, громко хохотал, но вслед за этим снова становился грустен и протяжно напевал: «грустно, тоска!»
Как-то вечером, осенью, Пушкин был с женою у Смирновых. Прислушиваясь к завыванию ветра, он сказал, вздохнув: «Как хорошо бы теперь быть в Михайловском!..» Смирнов предложил ему поехать вместе в деревню.
Наталья Николаевна, услышав их разговор, воскликнула: «Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов и вытье волков! Ты с ума сошел!» И залилась слезами...
Совсем недавно, в декабре 1970 года, в архиве Гончаровых найдено было доселе неизвестное большое письмо Пушкина, адресованное брату жены Пушкина Д. Н. Гончарову.
Эта редчайшая находка - письмо, написанное рукою поэта в 1832-1833 годах в связи с рождением первой дочери, Марии, свидетельствует о том, как материально стеснен был Пушкин.
«...Я Вас попрошу одолжить мне на шесть месяцев 6000 рублей, в которых я очень нуждаюсь и которые не знаю где взять...