Читаем Жизнь поэта полностью

Такими антиподами Пушкин и изобразил Моцарта и Сальери.

«Сальери гордый» убежден, что он никогда не был «завистником презренным», но, увидев, как Моцарт привел с собой из трактира слепого скрипача, который по его просьбе играл арию из «Дон-Жуана», восклицает:

Нет.

Мне не смешно, когда маляр негодный

Мне пачкает Мадонну Рафаэля...

И признается:

...А ныне - сам скажу - я ныне

Завистник. Я завидую; глубоко,

Мучительно завидую. - О небо!

Где ж правота, когда священный дар,

Когда бессмертный гений - не в награду

Любви горящей, самоотверженья,

Трудов, усердия, молений послан -

А озаряет голову безумца,

Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!

Белинский высоко оценил и эту трагедию. Он находил, что Пушкин представил в ней, в лице великого Моцарта, тип непосредственной гениальности, проявляющей себя без всяких усилий, не подозревая даже своего величия. Радостное, солнечное искусство противопоставлено в трагедии злобной зависти и коварству Сальери... В лице Моцарта Пушкин защищал независимость и собственного творчества в условиях режима николаевского самодержавия.

* * *

«Моцарт и Сальери». Афиша первого представления 27 января 1832 г.

«Каменный гость»... Пушкинский Дон Гуан признается Доне Анне, что он «несчастный, жертва страсти безнадежной», любовной страсти -

Из наслаждений жизни

Одной любви музыка уступает;

Но и любовь мелодия...

Он по-человечески тепло вспоминает прежние свои увлечения и признается:

О, Дона Анна, -

Молва, быть может, не совсем неправа,

На совести усталой много зла,

Быть может, тяготеет. Так, разврата

Я долго был покорный ученик,

Но с той поры, как вас увидел я,

Мне кажется, я весь переродился.

Вас полюбя, люблю я добродетель

И в первый раз смиренно перед ней

Дрожащие колени преклоняю.

Как в «Скупом рыцаре» Пушкин ярко отразил эпоху, нравы и быт позднего средневековья, так в «Каменном госте» - нравы, типы и колорит эпохи Возрождения.

«Каменным гостем» В. Г. Белинский особенно восхищался. Он находил, что «драма непременно должна была разрешиться трагически - гибелью Дон-Жуана; иначе она была бы веселой повестью, не больше, и была бы лишена идеи, лежащей в ее основании... Каждый человек, чтобы жить не одною физическою жизнью, но и нравственною вместе, должен иметь в жизни какой-нибудь интерес, что-нибудь в роде постоянной склонности, влечения к чему-нибудь. Иначе жизнь его будет или нелепа или пуста...»

* * *

«Пир во время чумы»... Основой этой маленькой трагедии явилась одна из сцен драматической поэмы Джона Вильсона «Чумный город» о лондонской чуме 1665 года. В России свирепствовала холера, и Пушкин создал свое, совершенно оригинальное, самостоятельное произведение. Холеру народ тогда называл чумой...

Уже само название трагедии контрастно: пир в разгаре чумы. И в действии резкий контраст: мимо пирующих проезжает наполненная мертвыми телами телега, которой управляет негр.

Председатель пира поет песню:

Как от проказницы Зимы,

Запремся также от Чумы,

Зажжем огни, нальем бокалы,

Утопим весело умы

И, заварив пиры да балы,

Восславим царствие Чумы.

В это время появляется священник и обращается к пирующим с укоризной:

Безбожный пир, безбожные безумцы!

Вы пиршеством и песнями разврата

Ругаетесь над мрачной тишиной,

Повсюду смертию распространенной!

Средь ужаса плачевных похорон,

Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,

А ваши ненавистные восторги

Смущают тишину гробов - и землю

Над мертвыми гробами потрясают.

Пирующие смотрят прямо в глаза смерти, сила человеческого духа побеждает страх перед чумою, перед грядущей гибелью...

И в этом произведении Пушкин поражает «способностью всемирной отзывчивости», говорил Ф. М. Достоевский в своей знаменитой речи, произнесенной 8 июня 1880 года, при открытии памятника Пушкину в Москве.

«Пушкин лишь один из всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощения вполне в чужую национальность».

И В. Г. Белинский отметил, что Пушкину «ничего не стоило быть гражданином всего мира и в каждой сфере жизни быть, как у себя дома», оставаясь в то же время великим русским народным поэтом.

Насколько высоки и совершенны маленькие трагедии Пушкина, можно судить по тому, что, по позднейшему отзыву И. С. Тургенева, под монологом Скупого рыцаря «с гордостью подписался бы Шекспир», а композитор А. К. Лядов охарактеризовал «Моцарта и Сальери» как «лучшую биографию» Моцарта, вдохновенную поэму «о бессмертии гения, творения которого приносят радость и счастье человечеству».

* * *

Как и маленькие трагедии, новым словом в русской литературе явились и написанные Пушкиным в Болдине «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Их пять: «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка». Это были первые реалистические произведения русской бытовой прозы.

Чтобы судить о них, интересно ознакомиться с мыслями «О прозе», высказанными Пушкиным еще ранее, в 1822 году. Он начал свой небольшой отрывок словами:

«Д’Аламбер сказал однажды Лагарпу: «Не выхваляйте мне Бюфона. Этот человек пишет: благороднейшее изо всех приобретений человека было сие животное, гордое, пылкое и проч. Зачем просто не сказать лошадь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии