Жизнь под обрез [сборник]

— Нет, мы не ссорились, — Иван Денисович закусил нижнюю губу, словно раздумывая, стоит ли ему говорить о чем-то Гурову или нет. После недолгого колебания он сказал: — Мы редко ссоримся с Полиной. Она решила уехать по какой-то своей, неведомой мне причине. Она не захотела мне о ней говорить, но я видел, что у нее какие-то проблемы. В последнее время она была какой-то отстраненной, задумчивой, а порою и нервной, раздражительной. Я даже думал, что такая резкая смена настроения в ней случилась оттого, что она забеременела.

— А она хотела ребенка?

— В общем-то, скорее нет, чем да, — с некоторой досадой в голосе ответил Баев. — Я говорил с Линой на эту тему, но она уверила меня, что если бы беременность была причиной смены настроения Полины, то та бы с ней обязательно поделилась. Но ничего такого не было.

— Понятно, — Гуров нахмурился и, выдержав паузу, задал следующий вопрос. Вопрос, который должен был быть задан им обязательно: — Скажите, вы знали, что жена изменяет вам с Игнатовым?

Гуров намеренно не стал ходить вокруг да около и задал этот вопрос прямо в лоб Баеву. Ему нужна была реакция мужа Полины, и он ее получил. Иван Денисович вздрогнул так, словно его стеганули плеткой, дернул головой и внезапно покраснел так, что Гуров испугался, что у того сейчас случится инсульт.

— Вы в порядке? Может, вам воды принести? — Лев Иванович встал.

— Нет, не нужно, — сдавленно ответил Баев и продолжил сиплым голосом: — Все это только слухи — это вранье, которое распускал сам Игнатов. Полина была мне верной женой…

— Была? — переспросил Гуров, поймав Баева на слове.

Глаза у Ивана Денисовича закрылись, словно он не хотел, чтобы сыщик прочел в них что-то, что они могли невольно выдать ему.

— Я имел в виду, — стал говорить он с расстановкой, — что Полина всегда была мне верна, и она не могла мне изменить. Я ей верил и верю сейчас.

— Но ведь и ревновали тоже? Все это говорят…

— Кто это все? — Баев внезапно разозлился и встал. Его кулаки то сжимались, то разжимались. Он достал из кармана сигареты, закурил и стал нервно расхаживать по комнате. — Повторяю, все это сплетни и домыслы… Хотя да, Полина очень красивая женщина, и вполне естественно, что я… Я не хотел, чтобы ее у меня увели. Я очень сильно ее люблю, привязан к ней.

Он полминуты помолчал и добавил, но как-то не очень уверенно:

— И она меня любила… Любит. А этот Игнатов… Он подлец и бабник. И я его предупреждал, чтобы он и близко к Полине не подходил.

— Ах, так вы с ним беседовали, значит, на эту тему? — снова поймал его на слове Гуров.

— Я? Ну да… Я встретил его как-то, когда был с Полиной, и он на нее так смотрел… Похабненько так смотрел, с вожделением. Я тогда его отвел в сторону и предупредил. Просто сказал, чтобы он не смел смотреть на мою жену как кот на сметану.

— Когда это было?

— Не помню. Давно уже, — коротко ответил Баев и поморщился.

Он сделал длинную затяжку и потушил окурок в пепельнице, что стояла на столе. Как обратил внимание Лев Иванович, окурок в идеально чистой пепельнице был единственным, что говорило о том, что хозяин квартиры давно не был в доме. Или — что уборка в помещении проводилась буквально накануне их прихода.

— Ну хотя бы примерно — год, два, три назад? — уточнил Гуров и покосился на пепельницу.

— Примерно года два с половиной тому… или раньше. Не помню, — недовольно и резко ответил Иван Денисович.

— Вы знаете, что Игнатова убили в субботу вечером в его кабинете? — Лев Иванович внимательно следил за реакцией Баева.

А тот все вышагивал и вышагивал по комнате, словно размышлял о чем-то, и даже вопрос Гурова не заставил его остановиться. Так прошло с полминуты, а потом Баев вдруг сел и, прямо посмотрев на Льва Ивановича, сказал, сменив тему:

— Нет, я не знал об убийстве Игнатова. Но жалеть я его не буду. Этот червяк был достоин смерти. Вы знаете, что он чуть ли не в открытую воровал средства завода? Он и его шайка. Они и меня пытались привлечь в свою грязную компашку, но я отказался и уволился, чтобы только не дышать с ними одним воздухом.

Баев опустил голову и стал рассматривать свои руки.

— Игнатов был хищником — в самом прямом смысле этого слова, — продолжил говорить Иван Денисович. — Он не признавал никаких правил, у него не было никаких моральных и этических норм. Он всегда брал то, что хотел. Даже если приходилось применять насилие. Особенно это касалось женщин.

— Да? — Гуров наклонился к Баеву, давая понять, что слушает его весьма внимательно.

— Да, я знаю… Вернее, слышал, что он не брезговал даже опаивать женщин и насильно брать их, если они отказывали ему в интимной близости.

— Хм, интересно, — произнес Лев Иванович. — А я слышал, что его называли дамским угодником и что женщины сами…

— Это только шлю… бессовестные и беспринципные отдавались ему за деньги, а честные женщины, которые были верны своим мужьям, — они подвергались насилию.