Жизнь под маской

Кличка прижилась ещё и потому, что Знахарь был приверженцем народной медицины и в его большом деревянном чемодане имелся уголок с травами в полотняных мешочках: от простуды, от зубной боли, от изжоги…

– Зачем ты в хирурги пошел? – приставал к нему Скальпель. – Посмотри, у терапевтов какие девушки красивые!

– Трава-то не всяку болезнь берёт, порой и резать приходится. Зато что лучше травушки раны заживляет?

– Для этого у медицины лекарства есть!

– Лекарства больному человеку кровь засоряют, выздоравливает он куда медленнее…

– Господи, – стонал Скальпель, – да ты же дремучий мужик, а не передовой советский врач! И правда Знахарь!

– Я согласен, чтоб ты был передовым, а я уж в народных лекарях похожу!

Несмотря на внешнюю простоватость, Знахарь был вовсе не прост и, провоевав три года в Красной Армии, знал много такого, что другим студентам и не снилось!

Полгода назад Знахарь побывал на допросе в ОГПУ. Арестовали профессора, у которого тот учился, по обвинению в умышленно неправильном лечении какого-то военачальника. Знахарь после рассказывал Яну в лицах, как он изображал из себя тупого забитого студента, так и не понявшего, что от него хотят. Ян, нахохотавшись, посетовал, что Знахарь не в ту область направил свои способности – театр терял великого актера, – а Петр вдруг расплакался как маленький: ему было жалко любимого учителя, который пропадал по наговору ни за понюх табаку…

Больше Яну посоветоваться было не с кем. Знахарь сидел на лекции, благо в большой аудитории и с краю. Ян подкрался к нему на корточках, и они вдвоём, так же пригнувшись, в коридор и вылезли.

– Скажи спасибо, Корецкий свой учебник слово в слово пересказывает, а то так бы я тебе и вышел, – ворчал Знахарь. – Когда ты видел, чтобы я с лекции удирал? Это ты всё утро где-то шлялся…

– Светлану арестовали.

Знахарь замер на полуслове, в его глазах мелькнуло отчаяние.

– Опять!

Студенты шутили, что Знахарь тайно влюблён в сестру Яна, но тот не обращал внимания. Выходит, правда.

– Да-а, заведутся злыдни на три дни, а до веку не выживешь, – как показалось, невпопад сказал Знахарь. – Убила кого, ограбила?

– Запрещенные стихи детям читала.

– Раньше революционеры за запрещенную литературу сидели, теперь других за то же сажают?

– Выходит.

– И что ты решил?

– Хочу на Лубянку сходить. Может, удастся её вызволить?

– Как?

– Ещё сам не знаю.

– Дай бог нашему теляти волка поймати! А если и тебя возьмут?

– Меня-то за что?

– За то, что поддерживал с нею связь. Разделял её убеждения. Помогал распространять среди студентов чуждую нам литературу… Мало ли!

– Что же, у меня выхода нет?

– Нас всех приговорили к счастью.

– Как ты не понимаешь: если я не пойду, всю жизнь буду чувствовать себя подлецом!

– Я тебя понимаю, – Знахарь будто сник весь. – Мне самому всё время кажется, что я мог сделать что-то для Михаила Ивановича… Иди. Бог не выдаст, свинья не съест!

– Спасибо. Если что, книги мои, рубаху новую себе бери. Завещаю.

– Будет-то раньше смерти умирать!

Ян думал, что пройти в ОГПУ ему сразу не удастся, но едва юноша назвал свою фамилию, как его тут же пропустили. Дежурный подробно объяснил, где пятый кабинет, в котором его ждёт следователь Гапоненко. Ян легко нашёл дверь и постучал. Какой-то военный, стоявший спиной к нему, запирал сейф.

– Моя фамилия – Поплавский, – сказал он военному.

– Надо же, как мне сегодня везёт! А ведь я только что отдал приказ о твоем аресте!

Он повернулся, и Ян вздрогнул. Перед ним стоял Чёрный Паша.

Глава восемнадцатая

Наташа Романова стояла в прихожей и никак не могла застегнуть кнопку резинового ботика. Когда торопишься, всегда что-нибудь мешает! К тому же купленный накануне белый пуховый берет оказался большим, и стоило ей наклониться, как он тут же сползал на глаза. И это в тот день, когда они начинают репетицию нового аттракциона! В сердцах Наташа выдохнула: "Черт!" и опять склонилась над ботиком. Если и сейчас не застегнется, она просто снимет и зашвырнет его под вешалку! Пусть валяется там хоть до следующего сезона!

Над дверью звякнул вместо звонка колокол: Саша смастерил его из старого судового. Романова выпрямилась и, ещё не притронувшись к замку, поняла: за дверью – БЕДА! Вдруг стали непослушными пальцы, потянувшиеся к задвижке.

Перед нею в мокром черном плаще с потемневшим от горя лицом стоял Николай Крутько. Он смотрел на Наташу и как бы сквозь неё, и звуки из его искривленного рта вылетали как бы сами собой.

– Я не знал, к кому идти… У нас так много друзей, а кроме вас пойти не к кому, – бормотал он словно во сне.

– Зайдите в квартиру! – Наташа силком втащила его в прихожую.

– Я не могу… Это опасно… Я не должен был вас подвергать… Я прокажённый, которого надо гнать от двери.

Наташа сбросила капризные боты и повела Николая за собой.

– Подождите! – он снял галоши. – А то ещё и пол запачкаю!

В кухне она усадила Крутько за стол и налила горячего ещё чаю. Он покорно выпил и впервые посмотрел Наташе в глаза.

– Светлану арестовали.

– За что? – изумилась она.

– Гумилёва детям читала!

К своему стыду, Наталья не могла вспомнить, кто это.