1 Вибрион — бактерия, имеющая форму спирально изогнутой палочки, запятой. Холерный вибрион — возбудитель холеры.
— Все окончится благополучно, — сказал он через несколько секунд. — Ты знаешь, мне вообще кажется, что неправильно, даже унизительно для науки думать, будто исследователи, которые ведут опыт на себе, сознательно идут на смерть, готовятся к смерти. Я уверен, что каждый врач, начиная экспериментировать, глубоко верит в свою гипотезу, в действенность иммунитета. Верит всей душой. Может, конечно, быть ошибка, но ее не должно быть. Я знаю, что все окончится благополучно.
Кролики, зараженные той же культурой холерного микроба, погибли через восемнадцать часов, а у Заболотного и Савченко даже не повысилась температура: иммунитет, вызванный прививкой убитых вибрионов, действовал!
С этой убежденностью в силе человеческого знания, которая не изменяла ему никогда за всю его долгую и полную опасностей жизнь, Даниил Заболотный ехал в Индию.
28 февраля 1896 года русская противочумная экспедиция прибыла в Бомбей.
Город казался вымершим: из восьмисоттысячного населения больше половины бежало. На улицах ни души. На дверях домов мелом начерчены кружки: есть заболевшие; если кружок был перечеркнут крестом, это значило, что человек умер.
На окраинах, где живут индусы беднейшей касты шудра, — вымершие хижины. Крыши сняты — это для того, чтобы солнце проникло в сырые уголки и изгнало болезнь. Но и солнце не помогало. Казалось, чума заключила союз с богатыми и уничтожала нищих. Младший врач 17-го флотского экипажа Н. И. Вестенрик записал в дни бомбейской эпидемии, что «четвертая часть всех заболевших — слуги, затем идут чернорабочие и носильщики, далее прачки, портные и цырюльники». Каждый месяц в Бомбее умирало две-три тысячи человек.
Самым страшным было ощущение бессилия. Микроб чумы — неподвижная палочка с двумя светлыми полюсами — лежал под микроскопом. Он стал видимым. Сделался ли от этого человек сильнее в борьбе с ним?
Культуру чумных микробов разводили в лабораториях на специальных питательных средах. Колонии микробов под микроскопогл были похожи на темный цветок с лепестками,
напоминающими флоксы. Иногда в том или ином меое культуры возникали еще более темные островки — тут микроб по каким-то причинам размножался быстрее. Эти образования ученые называли «каннибальскими» колониями. И верно, под микроскопом лежали организмы,. которые имели полное и неоспоримое право .называться людоедами.
Теперь ученые знали «привычки» и жизненные свойства чумного микроба. Могли по своему произволу убить его теплом и другими способами или, наоборот, ускорить рост колонии — культуры микробов. Могли ослабить или усилить вирулентность— болезнетворную силу возбудителя чумы.
Но не в крови! Не в организме человека!
За стенами лабораторий болезнь попрежнему переходила от человека к человеку, и перед нею отступали белые кровяные шарики—лейкоциты, эти пограничные защитники человеческой жизни. Микроб убивал так же легко и уверенно, как столетия назад.
Увидеть врага еще не значило победить. Попрежнему на дверях домов мелом рисовались кружки по числу больных и перечеркивались через несколько дней крестами, подводя итог смертям.
Пройдешь ночью — душные испарения недвижно висят над домами, окутывают весь город; темно, только светятся окна лабораторий. Иногда промелькнет за стеклом человеческая фигура, откроются рамы, послышатся негромкие голоса. Потом все затихает — люди из лаборатории ушли: одни — спать, другие — в госпиталь, на ночное дежурство.
Говорят: люди ищут, где лучше. Что привело их сюда, русского — профессора Высоковича, украинца Даниила Заболотного и уроженца Одессы, питомца Новороссийского университета, Владимира Хавкина? Какая властная сила собрала их в зачумленном городе, откуда старался убежать каждый живой?
Видимо, ненависть к смерти, великое чувство превосходства жизни над смертью руководило ими и заставляло бросаться в самые опасные места битвы за человека.
Город попрежнему умирал, но только постороннему наблюдателю могло казаться, что ничто не изменилось. G приездом русской экспедиции силы человека в борьбе с эпидемией возрастали с каждым днем.
Есть ученые, вся работа которых подчинена далекой и всеобъемлющей цели. Для Заболотного Бомбей был прежде всего местом проникновения инфекции, распространившейся по Индии, угрожавшей России и остальному миру. Он чувствовал глубокое сострадание к городу, чувствовал вину науки и, значит, свою личную вину перед каждым умирающим. Но бой для него шел не за одного больного, даже не за один город. Поле сражения было гораздо шире. Бомбей — лишь стычка в войне, продолжавшейся столетия на огромных территориях Азии, Африки и Европы.