Жизнь по чужим лекалам

Вот и в рассуждениях Захара Прилепина начитанность «чикагских мальчиков» где-то в прошлом. Конечно, они подвинут роботизированных чиновников, но не за счёт того, что читают активно в настоящем, а потому как имеют хорошую базу, отличное образование, как сорбонское у Пол Пота. Обладали любознательностью, которая поощрялась: полетит ли муха, если оторвать одно крыло, а два? У меня тоже есть такой школьный друг: начитанный, эрудированный, много знающий наизусть, сейчас же, мягко говоря, экстремальный товарищ, выжимающий жизнь, как губку, в поисках адреналина…

И это ещё надвое сказано, надо ли допускать человека с книжкой под мышкой до власти или поэта. Это только в идеальном «Государстве» Платона такое вырисовывалось, а в реальном воплощении на Сиракузах всё это вылилось в тиранию.

Вот поэтому я не очень верю «честным людям» из списка Форбс, которых знает Прилепин. Для них умение отличать Томаса от Генриха Манна — это антикварный комод или древняя скрипка, которая не играет, но является частью имиджа. Яйцо Фаберже, короче. Стал бы банкир Авен читать роман «Санькя», если бы не хотел самолично изведать идейного антагониста, а желал бы только насладиться художественным произведением?.. Поэтому доверяю словам Прохорова. Он не рисуется, ему это просто неинтересно, ему интересно в реале, где ему катит и фартит.

Банально, чтобы читали, должна быть среда, питательная почва для этого. Чтение хоть и уединённое занятие, но в это же время должно быть ощущение общности, дискуссионно заряженного поля. Это особое чудесное таинство, к которому ты прикасаешься, получая тайноведение. Ты не в блог автора зашёл, где после прочтения опуса чиркнешь строку одинокого комментария. В процессе чтения человек социализируется, и при этом чтение даёт ему индивидуальный социальный лифт. С чтения церковнославянских текстов, с знакомства со старообрядчеством Ломоносов начинает свой поход. Заряженность, контуженность мощной культурой двинула им.

Есть ли такая среда сейчас? Преодолевает ли человек ощущение одиночества, открывая книгу? В состоянии ли она поменять ему жизнь или лишь только скользит по поверхности, соблазняя интересом и имитируя оргазм? Не связан ли кризис чтения с отсутствием в обществе идей, о чём говорит Сергей Шаргунов, ведь все наши идеи легко раскрываются в формате ток-, а потом легко переплывают в реалити-шоу… Не связано ли это с тем, что истончаются надежды, а настроения становятся всё более апокалиптичными? У самих литераторов в том числе. Вот и писатель Олег Павлов в недавнем интервью в газете «Завтра» сказал, что «судьба русской литературы — это безвестность». Быть может, наша литература сама кодирует себя на это и не смотрит за флажки своей резервации?..

Сам же я в своём литмиссионерстве понял, что не надо дарить журналы, всовывать почитать книги. Следует создавать среду, диалоговое поле, чтобы вне её человек чувствовал себя одиноким, изгоем, возможно, даже в чём-то ущербным. Тогда он сам придёт: «Дай Прилепина почитать и Садулаева тоже. Ещё много о «Елтышевых» Сенчина слышал. Вы все спорите, а я чувствую себя идиотом…» Потому как нет никаких каст, а есть инерционное кастенеющее общество без надежды, без лифтов, без радости чтения. Есть инерционные резервационные писатели, которые считают, что всё их дело — это поставить фамилию на обложку. Чем они отличаются от той братии, что занимается лишь самоудовлетворением и читает только себя?

Теперь последняя банальность: писатель должен пасти, создавать и заряжать среду. И тогда простые холмогорские парни, бросив всё, начнут совершать безрассудные поступки, создавать новый мир. Тогда не будет басен о кастах, а писателя не будут норовить водрузить на табурет, чтобы стих прочитал.

Поминки по филологии?

Один из недавних номеров «Литературной газеты» вышел с передовицей, в которой звучит вопль отчаяния: «Уходит последний бастион — литература. Мы проиграли. У нас больше нет образования. Его заменил «рынок образовательных услуг».

«Литературка» в последнее время вообще стала много внимания уделять проблеме того, что литература сейчас даже в школе загоняется в резервацию чуть ли не факультативного предмета: «Образованные и высоконравственные граждане стране, вероятно, больше не нужны. Вместо сочинений шестиклассников в некоторых школах дальновидные педагоги начали учить писать заявления. Покорнейше прошу, барин, позволить мне дышать. Действительно, к чему в таком «гражданском» обществе умение участвовать в дискуссиях, находить аргументы и доказывать свою точку зрения? Не принимается ничего, что могло бы возродить духовность». Но все призывы, все обращения разбиваются о глухоту министерства образования и соответственно доктора физико-математических наук Андрея Фурсенко.

Так и хочется воскликнуть: неужели чиновники не видят очевидного, неужто там засели исключительно вредители и вражьи диверсанты?.. Или эти люди имеют четкую уверенность, и при том подтвержденную, в своей правоте?