Жизнь Пифагора

(157) Важнейшим же свидетельством его мудрости, если говорить о ней в целом, пусть будут записки пифагорейцев, во всем правдивые и, кроме всех прочих достоинств, краткие, с другой стороны, покрытые налетом старинной и древней манеры речи, словно неким нежным нетронутым пухом, в высшей степени продуманно оформленные при помощи божественного знания, полные и предельно насыщенные мыслями, а кроме того, пестрые и разнообразные по форме и материалу и вместе с тем свободные от излишеств и исключительно скупые на слова, изобилующие наглядными и бесспорными фактами при научном их изложении и полном, что называется, силлогизировании (meta plhrouz, to legomenon, sullogismou), если только человек осваивает их, используя подобающие им методы, очищаясь [через их чтение] не мимоходом и не поверхностно. Так вот, основа философии Пифагора — знание об умопостигаемом мире и богах. (158) Затем он учит всему, что касается естества, а также этической философии и заканчивает логикой²⁸⁴ и передает самые разные сведения и высшие знания, а в целом из того, что становится объектом познания человека, нет ничего, что не исследовалось бы в этих сочинениях. Итак, если все признают, что из ходящих теперь под его именем сочинений одни действительно его, другие же представляют собой конспект его лекций и поэтому обязаны своей славой опять-таки не их авторам, а Пифагору, как если бы они были его творениями, то из всего этого очевидно, что Пифагор был достаточно искушен во всей мудрости в целом. Но говорят, что он более всего отдавал предпочтение геометрии. Ведь у египтян много геометрических решений, так как еще с древних времен, когда правили боги, из-за разливов Нила и убывания воды в нем они были вынуждены все измерять, так что египетские мудрецы разметили землю, отчего и наука была названа "геометрия" [землемерие]. Но и наука о небесных явлениях, в которой также был сведущ Пифагор, не остается у них в пренебрежении. Есть мнение, что все его умозрительные построения о линиях заимствованы у египтян. А что касается расчетов и чисел, это, говорят, изобретение финикийцев. Науку же о небесных явлениях некоторые одинаково относят и к египтянам, и к халдеям. (159) Говорят, переняв все это и умножив знания, Пифагор развил эти науки и одновременно мудро и умело преподавал их своим слушателям.

Название "философия" придумал первым он и сказал, что влечение к ней есть как бы любовь к мудрости, мудрость же есть знание истины, коренящейся в истинно сущем. Он же познал это истинно сущее и говорил, что оно нематериально, вечно и одно только действенно, каковым является лишь бестелесное, остальное же, соименное ему, — это материальные и телесные виды, называющиеся сущими по причастности к истинно сущим, виды порожденные и разрушимые и никогда в подлинном смысле слова не существующие. Мудрость же есть знание о реальностях, сущих господствующим образом (kuriwz), а не о соименных им подобиях, так как телесные вещи и непознаваемы, и препятствуют выработке точного представления о них, будучи и безграничными²⁸⁵, и такими, которые невозможно охватить познанием, и как бы вовсе не существующими из-за их разрозненности в целом и невозможности положить предел, который можно было бы обозначить правильно. (160) Науку же о том, что по своей природе непознаваемо, невозможно даже себе представить. Следовательно, нужно стремиться не к беспредметному знанию, но в большей степени к знанию о реальностях, сущих господствующим образом, всегда тождественных себе, пребывающих неизменными и соответствующих понятию "сущее". Постижение же истинно сущего — так уж случилось — связано также и с постижением соименных им подобий, и эта связь, прежде не изучаемая, выражается в том отношении, в котором находится наука о частном к науке об общем.