Жизнь Пи

Среди ночи я вдруг проснулся. Приподнял край навеса и огляделся. В чистейшем небе сияла четким полумесяцем луна. Звезды сверкали так ярко, что было бы глупо назвать ночь непроглядно темной. Безмятежное море утопало в слабом мерцающем свете, озарявшем простиравшуюся вокруг черноту зыбкими серебристыми отблесками. И в этом свечении все смешалось: и небо – надо мной – и море – подо мной. Меня охватили волнение и страх. Я чувствовал себя мудрецом Маркандеей, который выбрался из чрева спящего Вишну и узрел вселенную и все сущее в ней. Но мудрец даже испугаться не успел, как Вишну проснулся и снова его проглотил. Первый раз я заметил – как буду неизменно замечать это потом, во время страданий, между приступами мучительной боли, – что страдаю я на великой сцене. Я увидел свои муки такими как есть – преходящими и никчемными, – и это меня успокоило. Я понял – страдания мои ничего не стоят. И смирился с этим. Так оно и было. (Только при свете дня душа моя зароптала: «Да нет же! Нет! Мучения мои стоят многого. Я хочу жить! Так, чтобы жизнь моя слилась с жизнью вселенной. Жизнь – всего лишь глазок, узкий проход в бесконечность, и как же мне не цепляться за это короткое, призрачное видение? Этот глазок – все, что у меня есть!») Пролепетав что-то из мусульманской молитвы, я снова уснул.

Глава 61

К утру я лишь подмок, зато набрался сил. Это было поразительно, если учесть, сколько тягот пришлось мне пережить за последние несколько дней и как мало я ел все это время.

День был чудесный. И я решил заняться рыбной ловлей – первый раз в жизни. После завтрака из трех галет и воды из жестянки я стал читать, что про это сказано в инструкции по спасению. Первая незадача: наживка. Я призадумался. В шлюпке еще сохранились звериные останки, но красть добычу у тигра из-под носа – нет уж, увольте. Поди растолкуй тигру, что с его стороны это своего рода вклад, за который ему воздастся сполна. Тогда я решил пожертвовать своим ботинком. У меня остался только один левый. Другой я потерял во время кораблекрушения.

Я осторожно забрался в шлюпку и достал из ящика один из рыболовных комплектов, нож и ведро для будущего улова. Ричард Паркер полеживал на боку. Когда я выбрался на нос, он только шевельнул хвостом, а головой даже не повел. Я оттолкнул плот подальше. Прикрепил крючок к поводку, а поводок – к леске. И привязал к ней несколько грузил. Я выбрал три, по форме похожие на торпеды. Потом снял ботинок и разрезал его на куски. Еще та работенка: уж больно жесткая была кожа. Я аккуратно насадил кусок кожи на крючок – так, чтобы его кончик не торчал наружу. И опустил лесу поглубже. Рыбы вчера было столько, что я надеялся на легкую добычу.

Но просчитался. Башмак исчезал кусок за куском, леска то и дело подергивалась, рыба знай себе поклевывала наживку – а на крючке всякий раз было пусто, и так до тех пор, пока я не извел весь ботинок и у меня ничего не осталось, кроме резиновой подошвы да шнурка. После того как шнурок, хоть и похожий на червя, не оправдал моих надежд, я сгоряча решил пустить в ход последнее средство – всю подошву целиком. Но из этого тоже ничего не вышло. Я почувствовал легкое многообещающее подергивание – но леса тут же ослабла. Все, что я вытащил, так это голую леску. Без наживки, без крючка и без грузил.

Я здорово огорчился. Хотя про запас у меня были в наборе и крючки, и поводки, и грузила, а кроме того – еще один полный комплект рыболовных снастей. Да и потом, рыбачил я не для себя. Съестных припасов у меня было сколько угодно.

Но внутренний голос – тот самый, к которому мы так не хотим прислушиваться, – отчитывал меня безжалостно: «За глупость приходится расплачиваться. В другой раз будь поосторожней да поумней».

Ближе к полудню появилась вторая черепаха. Она подплыла прямо к плоту. И могла бы запросто тяпнуть меня за зад, если б захотела. Как только она отвернулась, я было схватил ее за плавник, но в ужасе отдернул руку, едва к нему прикоснулся. И черепаха уплыла.