Жизнь Пи

Я учил его прыгать через обруч, который сплел из тонких веток. Простенькая серия в четыре прыжка. За каждый прыжок – подачка, кусочек мяса. Он брал разбег – а я держал обруч на вытянутой левой руке, футах в трех от земли. Он прыгал через кольцо – а я успевал перебросить обруч в правую руку еще до того, как он приземлится, и скомандовать не оборачиваясь, чтобы он развернулся и прыгнул снова. Для третьего прыжка я становился на колени и поднимал обруч над головой. И как только нервы выдерживали, уж и не знаю. Ричард Паркер мчался прямо на меня, и я всякий раз боялся, что он не прыгнет, а нападет. Слава богу, ни разу такого не случилось. Затем я вставал и пускал обруч колесом. Ричарду Паркеру полагалось догнать его и проскочить, пока тот не упал, – успеть на последнем обороте. Этот заключительный номер никак ему не давался: то я брошу обруч кое-как, то у Ричарда Паркера лапы заплетутся. Но догонял он его непременно – и, догоняя, отбегал от меня. Когда обруч падал, Ричарда Паркера это почему-то каждый раз удивляло. Он смотрел на него во все глаза, будто это не обруч, а тоже какой-то огромный зверь, что бежал-бежал вместе с ним – и вдруг, ни с того ни с сего, взял и рухнул. Он стоял над ним подолгу, обнюхивал. А я бросал ему последнюю подачку и уносил ноги.

В конце концов я все-таки ушел со шлюпки. Ведь это же просто бред – ночевать в такой теснотище, да еще со зверем, уже от тесноты отвыкшим, когда в твоем распоряжении – целый остров. Безопасности ради я решил спать на дереве. Нельзя было уповать на то, что Ричард Паркер и по-прежнему будет возвращаться в свое логово каждый раз. А вдруг ему взбредет прогуляться среди ночи? И хорош же я буду, если он застанет меня беззащитным и спящим на земле, не на моей территории.

Так что в один прекрасный день я прихватил сетку, веревку и одеяла и пустился в путь. Выбрал симпатичное дерево на опушке леса и перекинул веревку через нижний сук. Подтянуться на руках и взобраться на дерево мне теперь было раз плюнуть. Я отыскал две горизонтальные ветки – покрепче и поближе друг к другу – и привязал к ним сетку. И вернулся туда под вечер.

Только-только я устроил себе матрас из сложенных одеял, как внизу распищались сурикаты. В чем дело? Я раздвинул листву и пригляделся. Окинул взглядом все вокруг, до самого горизонта. Ну, так и есть, не почудилось. Сурикаты улепетывали со своих пастбищ во всю прыть. Все несметное племя снялось с насиженных мест и устремилось к лесу – спинки выгнуты дугой, лапки мелькают так быстро, что и не различить. Я задумался было, какой еще сюрприз они преподнесут, как внезапно увидел с ужасом, что рыболовы от ближайшего ко мне озерца уже окружили мое спальное дерево и карабкаются вверх. Ствол захлестнула волна сурикат – казалось, их не остановить ничем. «Сейчас набросятся на меня», – мелькнула мысль; так вот почему Ричард Паркер ночевал в шлюпке! Днем эти сурикаты кротки и безобидны, но под покровом ночи своей объединенной мощью изничтожат любого врага без пощады. Жутко – и возмутительно! Продержаться так долго в одной лодке с четырехсотпятвдесятифунтовьм бенгальским тигром, чтобы принять презренную смерть от каких-то двухфунтовых сурикатишек? Нет, это уж чересчур. Несправедливо – и слишком нелепо.

Но у них и в мыслях ничего такого не было. Они перебирались через меня и лезли все выше – пока не захватили все ветки до единой. Буквально облепили все дерево. Даже постель мою оккупировали. И повсюду вокруг, насколько хватало глаз, – та же картина. Ни одного свободного дерева. Весь лес побурел, словно в мгновение ока наступила осень. А с равнины, торопясь к еще не занятым деревьям в гуще леса, неслись все новые и новые стаи, и шум стоял, как от целого стада слонов.

И вот на равнине стало пусто и голо.

Из койки с тигром – в общую спальню к сурикатам… ну как, поверите мне теперь, что жизнь способна подстроить самый безумный сюрприз? Пришлось побороться с сурикатами за место в собственной постели. Они сгрудились вокруг меня со всех сторон. Ни дюйма свободного не осталось.

Наконец они угомонились и прекратили пересвистываться и пищать. На дерево снизошла тишина. Мы уснули.

Проснулся я на рассвете, с головы до пят укрытый живым меховым одеялом. Детеныши отыскали себе местечки потеплее. Одни тугим, душным воротником обвились вокруг моей шеи – наверняка это заботливая мамаша пристроила их мне под щеку, – другие угнездились в паху.

С дерева они скатились быстро и бесцеремонно – так же, в общем, как и захватили его вчера. И со всех окрестных деревьев – тоже. И снова равнина сплошь покрылась сурикатами, а воздух зазвенел от их шумной возни. Дерево опустело. Да и я ощутил на душе какую-то пустоту. Что ни говори, а понравилось мне спать с сурикатами.

И с тех пор я ночевал только на дереве. Я перетащил со шлюпки все полезное и обустроился на ветвях с полным комфортом. Иногда сурикаты нечаянно меня царапали, но я привык. Было только одно неудобство: зверьки, случалось, гадили мне на голову с верхних веток.