Жизнь Николая Клюева

В первые дни октября Есенин и Клюев наконец встречаются в Петрограде. Между поэтами сразу же устанавливаются доверительные дружеские отношения, и в ближайшие месяцы они не расстаются друг с другом. «Вероятно, у меня он познакомился с Есениным, – вспоминал Городецкий. – И впился в него. Другого слова я не нахожу для начала их дружбы. <...> Чудесный поэт, хитрый умник, обаятельный своим коварным смирением, творчеством вплотную примыкавший к былинам и духовным стихам Севера, Клюев, конечно, овладел молодым Есениным, как овладевал каждым из нас в свое время».

Сохранилось малоизвестное свидетельство – запись в дневнике петербургского переводчика и коллекционера Ф.Ф. Фидлера, сделанная 6 октября. Видно, что уже через несколько дней после состоявшегося знакомства Клюев и Есенин чувствуют себя близкими приятелями.

«Сегодня Измайлов пригласил меня на обед. <...> Были также оба народных поэта: после обеда я позвал их к себе: 27-летний Ник<олай> Алексеев<ич> Клюев <...> и 20-летний Серг<ей> Александр<ович> Есенин (приятное мальчишеское лицо с доверчиво-наивными глазами из-под светлых курчавых волос). Оба – старообрядцы. <...> Клюев <...> живет со своим 75-летним отцом в избе на берегу реки; он черпает из нее воду, готовит еду, стирает белье, моет полы – словом, ведет все хозяйство. Он не курит, однако употребляет мясо (в его забытой Богом деревне не растут даже огурцы и капуста) и пьет пиво (у меня). В юности он носил на теле вериги; на мой изумленный вопрос, для чего он это делал, он ответил просто: «Для Бога». Увидев у меня обрамленный автограф Гейне, он обратился к Есенину и сказал ему с упреком, который, казалось, относился не только к Есенину, но и к нему самому: «Из семи строк сделано четыре! Видишь, как люди писали!» Оба восхищались моим музеем и показались мне достаточно осведомленными в области литературы. Увидев гипсовую голову Ницше, Есенин воскликнул: «Ницше!»... Видимо, Клюев очень любит Есенина: склонив его голову к себе на плечо, он ласково поглаживал его по волосам».

В течение последующих дней и недель Есенин и Клюев всюду появляются вместе. Так, 7 октября оба навещают молодого поэта и художника В.А. Юнгера, который зарисовывает каждого из них. 21 октября Клюев и Есенин в гостях у Блока; в своей записной книжке Блок в этот день отметил: «Н.А. Клюев – в 4 часа с Есениным (до 9-ти). Хорошо». Общаются они и с писателем И.И. Ясинским, в то время – активным сторонником «народной» литературы. Опираясь на поддержку Городецкого, Измайлова, Ясинского и других, они быстро вовлекаются в литературную жизнь столицы. Как непосредственный результат их встреч с Измайловым и Ясинским следует рассматривать, видимо, новое совместное выступление поэтов в печати: 11 октября в газете «Биржевые ведомости» их фамилии опять появляются рядом (есенинское стихотворение «Выть» и клюевское «В этот год за святыми обеднями...»). В начале ноября 1915 года оба поэта посещают дом известного юриста и общественного деятеля И.В. Гессена, где набросок с Есенина делает А.Н. Бенуа. С успехом проходят в Петрограде их первые «крестьянские» вечера. 21 октября оба читают свои произведения в редакции «Ежемесячного журнала». Присутствовавший на чтении писатель Б.А. Лазаревский записал в своем дневнике:

«Вечером пошел я в «Ежемесячный журнал». Думал, что проскучаю, а вышло интересно. Читал я свой рассказ, ну да сие не важно, а важно, что я, вообще не любящий стихов, кроме Лермонтова и Шевченко поэтов почти не чтущий, вдруг услыхал двух поэтов – да каких! Великорусский Шевченко этот Николай Клюев, и наружность как у Шевченка в молодости. Начал он читать негромко, под сурдинку басом. И очаровал. Проникновеннее Некрасова, сочнее Кольцова. Миролюбов плакал... Чуть было не плакал и я. Не чтение, а музыка, не слова, а евангелие, а главное – дикция особенная... Как нельзя перевести Шевченка ни на один язык, даже на русский, сохранив все нюансы, так нельзя перевести и Клюева. <...> И далеко же этим футуристам и Маяковским с их криком и воем до этой музыки, точно весь народ русский говорит. Затем выступал его товарищ, Сергей Есенин. Мальчишка 19-летний, как херувим блаженности и завитой, и тоже удивил меня. В четверть часа эти два человека научили меня русский народ уважать и, главное, понимать то, что я не понимал прежде, – музыку слова народного и муку русского народа – малоземельного, водкой столетия отравляемого. И вот точка. И вот мысль этого народа и его талантливые дети Есенин и Клюев».