Жизнь ни о чем

Мудр Игорь Степанович - осторожен, хитер и мудр. За что и держат, надо полагать, на не совсем понятной, но явно не последней в холдинге должности. Понимает Игорь Степанович, что человек - не ракета. Нельзя ему сразу сильного пинка под зад дать, нельзя сразу самую мощную ступень включать не полетит человек, откажется. Я бы, например, точно отказался, если бы сразу, без подготовки узнал, чего от меня хотят. И работой меня не заманили бы, и долларов я никаких бы не взял. Даже той даровой тысячи. От греха подальше. Чтобы соблазна не было. А вот теперь, после того, как соблазнился малым, когда уже и работу сделал кое-какую, и деньги неплохие получил, когда скорость набрал и почувствовал, что лечу, теперь отказаться - вроде как с парашютом спрыгнуть. То есть можно, конечно, не запрещено, но страшновато. Почти так же рискованно, как продолжать полет. А выгоды никакой. Будешь потом всю жизнь ходить, прихрамывая (ногу при приземлении подвернул), глядеть с тоской в небо и понимать, что больше не полетишь. Даже и не предложат никогда, потому что доказал свою непригодность.

Ну и пусть не предлагают, сказал бы умный человек на моем месте. Взял бы честно заработанные десять тысяч, поблагодарил за доверие - и отправился бы восвояси, вполне довольный сам собой, своим обедом и женой: Я же всегда и всем недоволен и всегда поступаю глупейшим образом. Подписываю контракт, беру на себя обязательства - и только потом, в лифте, задумываюсь, с чего это я решил, что мне удастся провернуть дело, с которым не справился такой несомненно хитрый и столь же несомненно мудрый человек, как Игорь Степанович.

Ему, видимо, самому было неловко, что в таком простом с виду деле он без посторонней помощи разобраться не смог, поэтому он долго, очень долго ходил вокруг да около, и прошло по меньшей мере минут десять в приятно возвышенных и отвлеченных разговорах о прелестях семейной жизни и гармонии любящих сердец, словно самой природой сотворенных друг для друга, прежде чем я понял, что неспроста мне кино показывали про Кипр, где весело отдыхали юная красавица Ирина Аркадьевна и друг моего детства Андрей Обручев: чтобы я сообразил, что от меня одного зависит, сможет ли младшая и горячо любимая дочь Аркадия Максимовича, главного человека в этом огромном холдинге, его фактического хозяина, пойти к алтарю с моим бывшим одноклассником и лучшим другом Андреем Обручевым. Потому что, если успеха в расследовании я не добьюсь, никто к алтарю не пойдет. То есть сама по себе Ирина Аркадьевна сможет пойти - но не с Андреем.

- Почему он-то не сможет? - поинтересовался я. - Что значит - не сможет? Как-то слова эти не сочетаются в моем представлении с Андреем Обручевым. Очень мало себе представляю того, чего бы Андрюша не смог.

- Да в том-то и дело, что никто этого не знает! - в первый раз позволил прорваться наружу своим эмоциям невозмутимый и методичный Игорь Степанович. - И как раз это вам и необходимо узнать - почему. Только сразу вас хочу предупредить: не вздумайте пойти самым легким путем - расспросить самого Андрея Ильича. Хотя бы потому, что не только мои или отца Ирины Аркадьевны попытки узнать, в чем тут причина, но и вопросы самой Ирины Аркадьевны остались без ответа и реакция Андрея Ильича была: Не очень приятная была реакция, можете мне поверить!

Я поверил. Печально, но, увы, я готов допустить, что нынешний Андрей Ильич чем-то отличается от прежнего Андрюши и что Андрей Ильич на расспросы любимой женщины может отреагировать самым неприятным образом. Печально, потому что подобное допущение словно стирает память о моем Андрее. Кого угодно мог я представить злым, раздраженным, язвительным, неприятным - но не его. Первой его реакцией всегда были белозубая улыбка, перед которой никто не мог устоять, внимательный взгляд, добрые, успокаивающие, примиряющие слова - и только потом, когда собеседник или даже противник успокоился и готов слушать, - разумные и не затрагивающие ничьего самолюбия аргументы.

Да! Вот главное: не затрагивающие самолюбия. Мы все: я, Сашка, Борис, наши девочки - все мы могли кому угодно в классе, в школе, во дворе, на катке, на улице доказать свою правоту, особенно если не по одиночке, а всей командой, но все мы при этом стремились не только правоту доказать, но и свое превосходство над оппонентом, выставить его менее знающим и понимающим, чем мы сами; наша речь всегда была приправлена толикой иронии, а то и откровенной насмешки, за что нас, надо полагать, многие недолюбливали, а вот Андрей:

Но нет больше Андрея, а потому не буду я спорить. Прав он или не прав, но с Игорем Степановичем о своем несогласии я предпочту промолчать.

И я промолчал.