Жизнь не здесь

А что душа сына? Она не была ее королевством? Ах, конечно была! Когда Яромил произнес первое слово, и это слово было мама, она была безумно счастлива; она думала, что мысль сына, состоявшую пока из одного-единственного понятия, она целиком заполнила собой, и потому в дальнейшем, по мере того как разум ребенка будет расти, развиваться и разветвляться, корнем его уже навсегда останется она. Приятно возбужденная, она и потом следила за всеми попытками сына выразить мысль словом и, считая память хрупкой, а жизнь долгой, купила дневник в темно-красном переплете и заносила туда все, что исходило из сыновних уст.

Если мы призовем на помощь дневник мамочки, то обнаружим, что после слова мама не замедлили последовать другие слова, причем слово папа значилось там лишь на седьмом месте после слов баба, деда, ам-ам, тю-тю, гав-гав и пи-пи. После этих простых слов (в мамочкином дневнике их всегда сопровождает краткий комментарий и дата) мы найдем и первые попытки составить фразу; мы узнаем, что еще задолго до своего второго дня рождения он произнес: мамочка хорошая. Несколькими днями позже он сказал: мамочка бяка. За это выражение мамочка не дала ему перед обедом малинового сока и отшлепана его по попе, после чего он с ревом закричал: Я найду себе другую мамочку. Однако неделю спустя он доставил мамочке огромную радость, сказав: Моя мамочка самая красивая. В другой раз он заявил: Мамочка, дай мне поцеловать тебя лизанным поцелуем, что означало: высунутым языком облизывать мамочке все лицо.

Перескочив через несколько страниц, мы наткнемся на выражение, которое привлечет наше внимание своей ритмической формой. Однажды бабушка обещала дать Яромилу грушу, но, забыв о своем обещании, съела ее; Яромил, почувствовав себя обманутым, очень сердился и все время повторял: Баба жадная моя, украла грушу у меня. В определенном смысле это изречение можно было бы приобщить к процитированной мысли Яромила, что мамочка бяка, но на сей раз шлепка он не получил, ибо все, в том числе и бабушка, смеялись, а потом часто между собой (что, конечно, не ускользнуло от наблюдательного Яромила) забавлялись, повторяя этот стишок. Тогда Яромил вряд ли понимал причину своего успеха, но мы то хорошо знаем, что от шлепка спасла его рифма и что таким путем поэзия впервые дала ему возможность познать ее магическую силу.

Его рифмованных изречений на последующих страницах мамочкиного дневника мы найдем множество, а из ее комментария становится ясно, что он доставлял радость и удовольствие всему дому. Так, к примеру, он создал весьма сочный портрет служанки Анички: Служанка Ануля словно косуля. А чуть дальше читаем: Пойдем в лес тропинкой нашей, сердце радостно запляшет. Мамочка полагала, что кроме врожденного дарования Яромила на его стихотворство повлияли детские стишки, которые она прочитала ему в таком изобилии, что у него вполне могло сложиться впечатление, будто чешский язык состоит исключительно из хореев, но здесь следует поправить ее: большую роль, чем талант и литературные образцы, сыграл в данном случае дедушка, трезвый практик и заядлый враг поэзии, который специально выдумывал самые идиотские двустишья и втайне учил им внука.

Яромил очень рано заметил, что к славе его относятся с особым вниманием, и стал вести себя соответственно; если раньше он пользовался словом ради того, чтобы его понимали, то теперь — ради того, чтобы услышать одобрение, удивление или смех. Он уже заранее радовался тому, как окружающие будут воспринимать его слова, а поскольку часто случалось, что не получал желанного отклика, пробовал говорить несуразности, дабы привлечь внимание. Однажды это вышло ему боком; когда он сказал папочке и мамочке: Вы все засранцы (он слышал слово засранцы от мальчика из соседнего сада и запомнил, что остальные мальчишки очень смеялись), папочка дал ему подзатыльник.

С тех пор он внимательно следил за тем, что взрослые ценят в своих словах, с чем соглашаются, с чем не соглашаются и что их ошеломляет; это позволило ему однажды, когда он стоял с мамочкой в саду, произнести фразу, пропитанную меланхолией бабушкиных сетований: Жизнь, мамочка, как этот сорняк.