Жизнь насекомых

В образовавшейся дыре появился сапог. Он шевельнулся, несколько раз ковырнул землю, расширяя проход, и исчез, а потом в дыру просунулось мясистое лицо, которое Марина узнала сразу же. Это был он или почти он, только не брюнет, а рыжий, и вместо дубленки на нем была заснеженная шинель с майорскими погонами. Аккуратно, чтобы не запачкаться землей, он протиснулся в дыру, и Марина заметила висящий на его груди тяжелый черный футляр с баяном.

– День добрый, – сказал майор, снял баян, поставил его на предохранитель и опустил на пол. Скучаешь?

Внутри у Марины все сжалось, но она нашла в себе силы изящно приподнять очки и с холодным интересом взглянуть на майора.

– Мы знакомы? – спросила она.

– Сейчас будем, – сказал майор, подходя к кровати и берясь крепкими ладонями за край свисающей с кучи сена шторы...

– Ты не представляешь, Николай, какие вокруг живут звери, – говорила Марина, прижимаясь к лежавшей рядом на сене холодной мохнатой тушке. Вот, например, ходила я недавно на рынок за продуктами. Так меня там чуть не убили. Еле потом до дома добралась. Николай, ты спишь?

Николай не отвечал, и Марина, повернувшись на спину, уставилась в земляной потолок. Клонило в сон. Скоро ей стало казаться, что потолок над головой исчез, а на его месте выступили звезды. Одна из звездочек мигнула и поползла по потолку, и Марина, вспомнив детские лица со стенда с выгоревшим на солнце будущим, загадала желание.

– Сам я военный, – говорил Николай, – майор. Живу и работаю в городе Магадане. Но главное для меня в жизни – музыка. Так что если ты любишь музыку, у нас с тобой обязательно установится духовная близость...

Марина открыла глаза. Вокруг, как обычно, была тьма, но она знала, что уже настало то единственное утро, которое бывает в норе.

– Ты, Марина, – продолжал Николай, внимательно глядя на свои сапоги, стоящие возле постели, – скоро будешь такая толстая, что уже не сможешь никуда вылезти. А вечером в Магадане сотни развлечений, так что я тебе предлагаю сходить сегодня в театр.

– Хорошо, – сказала Марина, у которой сладко сжалось сердце, – но пусть это будет что-нибудь оригинальное.

Вместо ответа Николай протянул ей два листочка бумаги. «Магаданский ордена Октябрьской Революции военный оперный театр», – прочла Марина, перевернула билет и увидела на другой стороне синюю надпечатку: «Жизнь за Царя».

– Так ведь это где – Магадан, – сказала она.

Николай кивнул в сторону проделанной им в стене дыры, и Марине показалось, что оттуда повеяло холодом.

До вечера Николай еще несколько раз залезал на Марину, и она, прислушиваясь к ощущениям от елозящего на ней холодного влажного тела, с недоумением спрашивала себя: неужели именно в этом все дело и именно об этом во Франции сочиняют такие красивые песни? Иногда Николай замирал и принимался рассказывать о своей службе, о делах и товарищах; скоро Марина уже знала их всех по именам и званиям. Когда Николай слезал с нее, он сразу же начинал работать по дому – сначала углубил нишу для еды, потом принялся заделывать выход, ведущий к двум гаражам. Марина ощутила беспричинную тоску.

– Зачем это ты? – с кровати спросила она.

– Дует сильно, – сказал Николай. – Сквозняк.

– А как мы тогда вылазить будем?

Николай опять кивнул на дыру в стене, из которой он появился несколько часов назад. До вечера он успел придать ей квадратную форму и даже сплел из соломы небольшой половичок, который положил перед дырой на пол.

Наконец Николай поглядел на часы и сказал:

– Пора в театр.

Марина слезла с кровати и тут вспомнила, что ей совершенно нечего надеть.

– А ты завернись в штору, – сказал Николай, когда она объяснила ему свою проблему, – сейчас все так ходят.

Марина последовала его совету, и получилось не так уж плохо. Николай натянул сапоги, надел шинель, повесил на плечо баян и нырнул в черную дыру в стене; Марина последовала за ним. За дырой был длинный кривой коридор, холодный и темный, который заканчивался узким лазом вверх; из лаза на земляной пол падал слабый синеватый свет и редкие снежинки. Николай выбрался наружу и протянул Марине руку; придерживая у горла штору, Марина последовала за ним.

Они оказались в полутемном дворе, из которого вышли на широкую заснеженную набережную. За парапетом простиралась ровная белая плоскость замерзшего моря, похожая на огромный занесенный снегом каток. Набережную освещало несколько фонарей; по ней шли прохожие – большей частью вооруженные баянами офицеры, некоторые вели под руку своих завернутых в шторы жен; Марина, когда увидела их, испытала большое облегчение. Все офицерские жены были босые, как и она, и Марина успокоилась окончательно; взяв под руку Николая, она пошла по улице, любуясь падающим снегом.