Тем временем прозвучала команда из уст юродливого, и дети словно взбесились. Начали прыгать вокруг с удвоенной силой, а несколько из них подскочили к связанным пленникам и, схватив за путы, стягивающие Анну, достаточно легко поволокли ее по полу в сторону не так давно использовавшегося кострища.
— Давайте посмотрим на вновь прибывшую! — скрипел все тот же голос. — Давайте оценим силу ее духа и ненависть к пороку! Пусть она начнет праведное дело, к которому мы так долго шли! Выходи, девочка! Яви свою веру проклятым!
Иван в замешательстве наблюдал, как из толпы прыгающих детишек вынырнула Дашка и с непонятными стеклянными глазами подошла к матери, неся на вытянутых руках в блюдечке голубой огонек…
Все вскипело внутри дозорного. Он, что было силы, задергал руками, стараясь освободить руки, но пока что путы были слишком туги. Тем временем очнулась Анна. Она увидела стоящую перед ней Дашку с огоньком в руках, но пока не могла понять, что происходит.
— Господи! Дашка! Прости меня дочка, прости! Я не хотела. Правда. — Но тут она поняла, что та ее не слушает и что вокруг твориться вовсе что-то совершенно непонятное. Беснуются дети. Голос старика из темноты что-то пропагандирует, отскакивая от сводов тоннелей и ее головы.
— Эй! — Крикнула она громче, обращаясь уже к голосу «за кадром». — Метровик! Я уже все поняла! Я раскаялась! Ты слышишь?
— Да опустится очищающий огонь, да уничтожит он все сомнения наши и грехи их! Каждому по заслугам, каждому по деяниям их… — Девочка приближалась к матери с протянутой рукой. В ее глазах все так же тлел огонек безумия, смешанного с маниакальностью.
— Эй, Метровик! Я же прошу тебя, прости!
Но тот словно не слышал, продолжая свою пафосную речь. Ускоряющийся ритм беснующихся детей, не вызывал никаких сомнений в том, что сейчас должно произойти. Даша была уже настолько близко к матери, что сомнений в ее одержимости больше не было. Горе зарычал, сжался и, оттолкнувшись согнутыми коленками, рванулся вперед… Правда, скользя по полу, ибо путы еще не были сняты, и больно ударившись лицом о него.
— Взгляните на этого подземного червя! — Продолжил голос. — Что он делает? Он пытается остановить нас! Продлить агонию, что захватит скоро все метро!
— Ууу-ууу-у, — промычал Иван грозно, пытаясь сказать: «Дай только ос…» —, но тут на него набросились дети и кто чем стали колотить связанного человека. Горе зарычал, но ему ничего не оставалось, как сильнее поднапрячь руки, в надежде освобождения. И надо сказать, что веревка начала поддаваться, ослабляясь…
Тем временем, ладонь девочки, с зажатым синим огоньком, коснулась матери. И та резко вспыхнула, будто облитая бензином. На время все вокруг замерли, внимательно вглядываясь в получившийся фейерверк и вслушиваясь в жуткий вой, разнесшийся под сводами старого городского коллектора. Замер и Иван, с ужасом наблюдая за происходящим. Но не без цели. Вспыхнувшее пламя ярко осветило все вокруг. И он увидел, где стоит старик. Чуть в стороне. Каких-то десять метров их разделяло! Ну, что ж. Вот он и ты! Метровик…
— Вот так огонь будет поглощать станцию за станцией, дети мои! — Не обращая ни на кого внимания и тем более на корчащуюся в агонии на полу женщину, кричал старик, размахивая своим посохом. — Вот так вот месть наша пройдется по недостойным жить людям! Вот так, сожрет он любого, кто обидит ребенка…
Он захрипел, от неожиданности вытаращив глаза. Ивану удалось все-таки, пользуясь общей заминкой, освободиться и незаметно подойти к старику, «благо» догорающий трупп Анны Петровны уже давал не так много света… Он железной хваткой сдавил горло юродливого, собираясь сломать тому шею, но опять случилось что-то невероятное.
Со звуком засываемого воздуха он, держа мертвой хваткой свою жертву, куда-то провалился. И в следующее мгновение — ослепляющая темнота, неясные очертания каких-то неизвестных стен, злобное выражение лица юродливого прямо перед глазами, а потом посох с синим огоньком, надвигающийся на его голову.
И снова с тихим звуком засасываемого воздуха он в коллекторе. Лежит, распростершись на полу. А вокруг удивленные, но явно осознающие, что происходит дети, с выражением ужаса на лицах, а также бледная в слезах Дашка, бросающаяся к обгорающему телу матери.
— Мама! Мама! Что происх…
— Эй, — кто там? — Петр со всей поспешностью, на которую был способен, развернул станковый пулемет в сторону тоннеля, откуда послышались многочисленные шаркающие звуки и неясный гомон, и включил прожектор. И застыл, как в копанный.
Из темноты один за другим начали выходить дети. Мальчики и девочки, худые, в оборванных одеждах с пространными выражениями на лицах. И их становилось все больше, словно поток не иссякал, а наоборот только начал набирать обороты. Когда, казалось, что выходящие из тоннеля дети никогда не закончатся, на свет появились два взрослых, очевидно, замыкающих процессию.