Конечно, ни о какой диссертации не могло быть и речи – кафедра много лет не вела научной работы. Заведующий кафедрой профессор Пучков собирался на пенсию и не обременял себя и аспирантов. В наши редкие свидания мы делились впечатлениями о новинках театрального сезона.
Два из трех волшебных аспирантских лет пролетели, как сон, и Пучков исхлопотал для меня место младшего научного сотрудника все с тем же окладом в сто рублей. Наши отношения с ним были незыблемы и доброжелательны, как дружба Франции и Монако. Я не ждала от него помощи, он не ждал от меня подвоха. Он даже преподнес мне в подарок свой старый учебник с кокетливой дарственной надписью. «Очаровательной Людмиле Яковлевне на добрую память от автора этой скучной книжки. Пучков».
А вскоре случилось нечто непредвиденное. В результате банального кафедрального скандала профессор Пучков скончался от инфаркта. Читать пучковские курсы пригласили профессора Леонова из Витебска; энергичный провинциал, говорящий по-русски оскорбительно для ленинградского уха, неожиданно для двух других кафедральных профессоров был назначен новым заведующим кафедрой. Не иначе – всесильный блат Москвы.
Первые два месяца профессору Леонову было не до науки. Поглощенный покупкой приборов, переукладкой полов и реконструкцией уборной, он носился по факультету, наводя мосты и укрепляя связи. Наконец наши пути пересеклись. Леонов вызвал меня в кабинет, плотно закрыл дверь и деловито спросил:
– Сколько лет вы тут околачиваетесь, Людмила Борисовна? (У него было неважно с памятью на имена.)
– Людмила Яковлевна, – поправила я. – В апреле будет два.
– А каковы результаты? Имеете в виду защитить диссертацию?
– Хотелось бы, но я не собрала достаточно материала.
– И не соберете. А что вас, собственно, привлекает?
– Н-н-не знаю… минералогия глин и…
– Бред всё это, – решительно перебил меня шеф. – Если скучаете за настоящей наукой, нам по дороге. Я начинаю новую тему – сверхтонкие структуры. Сейчас очень модно во всем мире. Я достал деньги на электронный микроскоп. И я хочу привлечь вас. И еще двоих-троих. Молодых, головастых. Найдите людей, а ставки я выбью.
Я нашла людей для научной группы и тщетно пыталась познакомить их с шефом. Только через неделю мне удалось настигнуть Леонова. Он стремглав летел по университетскому двору и, остановленный мной, несколько секунд ошалело соображал, кто я и какое имею к нему отношение. Представленные мною сотрудники не вызвали в нем ни малейшего интереса. Это была моя приятельница – Вера Городецкая, болтавшаяся больше года без работы после рождения сына, и лаборант Алеша Бондарчук, добродушный малый с русыми лохмами и неисчерпаемым запасом армейских шуток. Я деликатно напомнила шефу об идее создания научной группы. Леонов сориентировался мгновенно.
– Товарищи меня простят, надеюсь, – сладчайше улыбнулся он, пожимая им руки, – сейчас ни секунды. Назначаю наше первое заседание на завтра на девять утра. Обсудим, так сказать, проблему в целом. И договоримся сразу, Ирина Яковлевна, – не опаздывать. Ничто так не требует точности, как наука.
– А техника? – полюбопытствовал Алеша.
– И техника, – кивнул шеф и растаял в недрах деканата.
Наутро, ровно в девять часов, мы явились на кафедру и расселись вокруг стола в ожидании шефа. В полдень Леонов позвонил из дома и сообщил, что, кажется, немного задерживается. Около четырех он, как самум, ворвался в кабинет и, буркнув «здрасьте», не раздеваясь, начал рыться в своем столе.
– Где эта бумажка, черт побери? – Леонов раздраженно вытряхнул на пол содержимое ящиков. Мы бросились на колени подбирать листочки. – Розовая, розовая такая, – приговаривал он, ползая вместе с нами на четвереньках. Наконец заветный листок был найден. Алексей Николаевич, тяжело дыша, поднялся на ноги и разразился таинственной речью:
– Вы представляете, Мария Яковлевна, – анонс мне прислали позавчера, а срок подачи докладов, оказывается, был месяц назад. Так мне пришлось всё утро строчить свой доклад, кончил полчаса назад. Счастье, что у меня там связи. – Леонов поднял палец, и мы с почтением уставились в потолок. – Ну, я помчался в иностранный отдел, – спохватился он и ринулся из кабинета.
Рабочий день подходил к концу. Новые сотрудники толпились вокруг, с тоской поглядывая на дверь. Кафедра опустела.
Около шести часов шеф вернулся, весело напевая. Очевидно, существование новой научной группы опять вылетело у него из головы, потому что он с недоумением воззрился на нас.
Я деликатно напомнила, что мы в девять утра собрались на первое заседание. Реакция его была молниеносной.
– Вот и прекрасно, работа прежде всего, – воскликнул Леонов, плюхаясь за стол в пальто и шапке. Снежинки, тая, струйками текли по его лицу. – У всех есть бумага? Записывайте.
Мы схватились за авторучки.
– Дорогие товарищи, – с привычным пафосом начал шеф. – Усвойте главное: материалы, записки, отчеты не оставлять на столе после работы. Из кабинета всем вместе не отлучаться никогда. Обедать по очереди. Стол должен запираться, ключи уносить с собой. На вопрос, чем занимаетесь, ничего не отвечать.