Жизнь наградила меня

Угощая семью божественным грибным супом, я рассказала о смущенных таможенных собачках. Зять Миша, врач-кардиолог, насторожился и, услышав, что грибы не проверены на радиоактивность, решительно отодвинул от себя тарелку. И дочери моей, и внукам есть не позволил. А мы с друзьями целый год наслаждались грибными блюдами. И живы и здоровы до сих пор.

Вернувшись домой в Бостон, я засела за статью, которая получилась восторженной и поверхностной, что и требовалось для читателей журнала «Traveler», призванного завлекать туристов. Она была принята и напечатана, а я получила хороший гонорар и новое задание.

Месяц спустя я оказалась в Нью-Йорке и первым делом отправилась в «Астрологию» навестить Джину. Я считала, что она должна «отработать» чек, который я в панике послала ей из аэропорта Кеннеди перед вылетом в Москву.

Что я теперь хотела от нее? Чтобы она навсегда избавила меня от писательского блока? Предсказала счастливое будущее? Или, наоборот, предупредила о грядущих бедах? Сама не знаю.

Астрологическая лавка была заперта, чугунная решетка спущена, дрожащая неоновая вывеска погашена. И в следующий мой приезд я опять наткнулась на запертую дверь. С тех пор, приезжая в Нью-Йорк, я под видом «все равно, где гулять» оказывалась около проклятой гадальни. Двери и окна «Астрологии» были заколочены и закрыты листами фанеры. Но весной 2013 года я увидела другую картину: сияющие окна, а между ними – резная нарядная дверь. Из подвальной глубины раздавался томительный голос Лучано Паваротти. Итальянское меню, еда, вполне приемлемая по вкусу и доступная по цене. И никакого намека на колдовство.

Встреча с домом

Несколько дней спустя я отправилась из Москвы в Питер. Глубокий вечер, черное небо, крупные, «оперные» хлопья снега, мокрый асфальт платформы, темно-красные блестящие от влаги вагоны «Красной стрелы». Ее вид вызвал в моей душе такой приступ ностальгии, что хоть плач. Окна вагонов приветливо светились, посадка уже началась. Я внесла чемодан в купе и снова вышла на пустую платформу. Где народ? Может, рано приехала? Я прохаживалась вдоль состава, а перед мысленным взором – простите за клише – мелькали веселые и беспечные лица моих друзей. Мы часто гурьбой друг друга провожали. В ушах звучали голоса, многие из которых я никогда больше не услышу. Пустынная платформа, одинокие пассажиры, ни одного знакомого лица. Как будто на другой планете. Или на нашей, двести лет спустя.

Постель в купе приготовлена. Белые хрустящие простыни, одеяла щегольски сложены в «конверты». Обжигающий чай в стаканах с подстаканниками, кубики сахара в голубых обертках. Во всем вагоне занято только три купе.

– Заприте дверь, и никому, кроме меня, не открывайте, – сказала проводница. – Я буду стучать три раза.

После этого предупреждения я всю ночь не сомкнула глаз.

«Красная стрела» подкатила к платформе Московского вокзала секунда в секунду без пяти восемь утра. Встретил меня друг юности, Миша Петров. Мы познакомились в десятом классе, но уже за два года до знакомства я заочно его ненавидела. Миша был сыном маминой приятельницы, и мне вечно тыкали его в нос как пример для подражания. Отличник, идет на золотую медаль, первый разряд по плаванью, второй по гимнастике, победитель математической олимпиады. В институте он начал писать рассказы и даже несколько опубликовал. Не где-нибудь, в «Огоньке». Почему-то при знакомстве, из юношеского выпендрежа, мы решили обращаться друг к другу на «вы». И остались на «вы» на всю жизнь. Романа у нас никогда не было, но долгие годы нас связывали эпистолярные отношения. Мы как бы прожили параллельные жизни. В реальной – я вышла замуж, родила дочь. Он тоже был женат, и неоднократно. Но в другой, воображаемой жизни мы придумали себе роли и разыгрывали только нам известный сценарий, навеянный, разумеется, рассказами Хемингуэя, нашего божества тех лет. Майк – знаменитый автогонщик, кумир молодежи, попавший в чудовищную аварию. Остался жив, но заметно хромал, о спорте пришлось забыть. Расстался с Нью-Йорком, где вырос и прославился, и поселился в рыбацкой деревушке, в норвежских фиордах. Запил. Любимая женщина, то есть я, предпочла ему бродвейского продюсера и вела шальную нью-йоркскую жизнь. Впрочем, не будучи абсолютной бездарностью, написала пьесу «Прости меня, Мэгги», которую этот продюсер поставил на Бродвее. Переписка бывших «любовников» – отставного автогонщика и драматургессы в зените славы – и составляла канву наших параллельных жизней. Мишины письма сорокалетней давности хранятся у меня в Бостоне, и – кто знает – возможно, когда-нибудь я действительно раскачаюсь написать пьесу «Прости меня, Мэгги».

Миша, Майк, а теперь профессор Михаил Петрович Петров, доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии, директор Отделения физики плазмы Физико-технического института имени А.Ф.Иоффе, стоял на платформе с букетиком гвоздик. Без шапки, с белой головой, седобородый, но по-прежнему стройный и элегантный. Обнимаемся, смеемся, а глаза у обоих мокрые. Пятнадцати лет как не бывало.