Жизнь на Самоа

Матаафа разбит наголову и, спалив Малие до единого дома, за исключением собственного, который он побоялся поджечь из-за близости церкви, бежал, как предполагают, на Маноно. Дом Бедного Белого Человека, у которого мы недавно пили каву, сожжен дотла, а его хозяин неизвестно где. Больно думать, что этот добрый старик, хромающий на обе ноги (у него фе фе), превратился в бездомного беглеца. Сын Матаафы убит топором note 182. Он был так близко от своего противника, что не мог навести ружье, и тот уложил его ударом топора в висок, а затем обезглавил. Родственник, сражающийся на стороне правительства, доставил его обезглавленное туловище, завернутое в старую циновку и привязанное к шесту. Впереди шел человек, отрезавший голову; он нес ее, обернув куском дорогой циновки, а за ним следовали носильщики с телом. Этот сын Матаафы тайком увел свою будущую жену, чего родичи не могли ей простить, так как она была таупо са, то есть «девой деревни». Когда он пошел в бой, жена не хотела с ним расставаться; их обоих убили в том сражении, и ее голова в числе принесенных правительству. Всего в Мулинуу доставили три женские головы. Никогда прежде в Самоа такого не случалось. Женщин убивали, когда они попадали под обстрел, но прежде ни одному воину и во сне не снилось отрезать голову у женщины; это, по словам Генри, значило бы навлечь позор на детей и внуков. Слух о том, что Матаафе послали голову девушки, завернутую в шелковые платки, пока не подтвердился.

Двоюродный (а может быть, и родной) брат жены мистера Дайнса взял в бою голову, которая, по обычаю, была вымазана черным. Когда он представил ее в Мулинуу, краску смыли и обнаружилось, что это голова его любимого брата. Мистер Дайнс рассказывает, что, когда он видел его в последний раз, тот сидел с этой головой в руках, целовал ее и обливал слезами. Если не ошибаюсь, они оба близкие родственники Лаупепы. Пасынок Фатулии принес голову ее брата. Король принимал головы, сидя на ступеньках кабинета Мэйбена в бывшем доме президента.

Льюис вчера зашел к Мэйбену и потребовал, чтобы охотники за женскими головами были наказаны. Судя по ответу Мэйбена, тот вообще боится предпринимать какие-либо шаги. Что ж, уже есть по одной женской голове для каждой державы или, если хотите, для каждого консула. Стало точно известно, что Матаафа не отрезал голов и не допускал никаких жестокостей. Правда, может, потому, что не успел, но я верю, что он стремился предотвратить отрезание голов, так как много говорил на эту тему со своими белыми друзьями. Однако теперь, когда он приперт к стене и потерял самое дорогое, мне страшно подумать о его ответных действиях.

Сегодня утром из Апии явился Генри, бледный, со странным видом, и заявил, что хочет кое-что выяснить. Многие люди в Апии просили его об этом. Вот его вопросы: «Чья это война? Кто ее развязал?» Мы, разумеется, ответили: «Три консула». В тот момент мне не пришло в голову, но теперь я думаю, что кто-нибудь сказал Генри, будто во всем виноват Льюис. Ужасно думать, что это Льюис удержал Матаафу, и, если бы тот напал на Мулинуу и Апию, его бы просто остановили и теперь он был бы цел, невредим и счастлив в окружении своих близких, понеся, может быть, лишь незначительные потери. Стремление поступать правильно и выполнять дружеские советы привело его к разорению, а возможно, и к позорной смерти.

Льюис требует, чтобы мы поддерживали мир с Мэйбеном, мало того – чтобы вели себя по-дружески. Но пока с рук Мэйбена не будет смыта кровь женщин, я не подам ему руки. Сама я тоже чувствую себя виноватой. Мы советовали хранить мир, считая, что равно стараемся для блага Матаафы и Самоа, и боясь кровопролития. На деле же получилось, что косвенно из-за нашего совета головы этих женщин теперь поднесены представителям трех великих держав и эти представители трусливо молчат. Бедный старый Лаупепа, которого трясло как в лихорадке, когда его видел Дайнс, всего лишь орудие и круглый нуль. Теперешние советники короля – Кьюсэк-Смит, Берман и Блэклок – подготовили эту войну и руководили ею, они же отдавали приказы армии (если это можно назвать армией). Лаупепа только подписывал то, что ему давали.