Жизнь на Самоа

В Сиднее Льюис слег с лихорадкой, и за ним ухаживала его мать. Когда он немного оправился, они приплыли на «Любеке» на Самоа. Старшая миссис Стивенсон впервые увидела Уполу, Апию и Ваилиму в самом начале марта. Она застала Фэнни в прекрасном виде и, как всегда, занятой садово-огородными работами. Распорядок дня в Ваилиме поразил ее своей примитивностью: завтрак в 6 часов утра, второй завтрак – в 11, обед – в 5.30 дня. Около 9 часов вечера Льюис съедал сухарик и, выпив немного разбавленного водой виски, ложился спать. Она чувствовала себя в Ваилиме неуютно во многих отношениях, поэтому было решено, что она вернется в Сидней и переждет, пока условия существования в Ваилиме улучшатся. Тем временем Льюис быстро поправился.

Льюис. 19 марта

Еще до восхода солнца, в 5.45 или 5.50, Пауль приносит мне чай, хлеб и пару яиц и примерно в 6 я уже за работой. Пишу в постели. Постель состоит из одних циновок, никаких матрацев, простынь и прочей мерзости – только циновки, подушка, одеяло, так я работаю часа три. Нынче утром на часах было 9.05, когда я отправился на берег ручья продолжать расчистку и трудился, умащая землю лучшим из удобрений – человеческим потом, – до 10.30, пока с веранды не прогудела раковина. Следующая еда у нас в одиннадцать. Около половины двенадцатого я попытался (в виде исключения) снова писать, но ничего не вышло, так что в час я опять был на пути к своему участку и проработал там без отдыха до трех. Наша следующая еда в половине шестого, и в промежутке я читал «Письма» Флобера. Поел, и мы с Фэнни – она из-за насморка, а я по причине усталости – забрались в мою берлогу в недостроенном доме, где я сейчас пишу тебе под аккомпанемент плотничьих голосов и при свете – прошу прощения, в сумраке трех дрянных свечей, пробивающемся сквозь мою москитную сетку. А так как в деле участвуют еще плохие чернила, я пишу совсем вслепую и могу только надеяться, что тебе будет дано прочесть то, что я пишу, но чего сам не вижу.

Выше я говорил об усталости. Это слишком мягкое выражение. Спина ноет хуже больного зуба. А когда лягу спать, я знаю – для нас с Фэнни это уже привычно, – что, закрыв глаза, увижу бесконечное живое море трав и сорняков, причем каждое растение четко и во всех подробностях. Так что, хотя тело мое находится в бездействии, я буду еще часами продолжать умственную часть работы, отделяя ядовитые растения от полезных. И во сне я буду тащить из земли упрямцев, терпеть ожоги крапивы, уколы шипов на цитронах note 70, яростные укусы муравьев и несносное, раздражающее противодействие тины и ила, увертки скользких корней, мертвую тяжесть зноя, внезапные порывы ветра, невольный испуг от птичьих криков в соседнем лесу, напоминающих зов или смех или сигнальные свистки, – и буду заново переживать все дела прошедшего дня.

Хотя пишу я мало, время прополки я провожу в постоянной мысленной беседе и переписке. Еще не успев выдернуть сорняк, я уже сочиняю фразу, сообщающую тебе об этом событии. Она не превращается в написанную (autant en emportent les vents) note 71, но намерение существует, а для меня в некотором роде – и общение. Сегодня, например, у нас с тобой произошел серьезный разговор. Я работал как вол, и от жары, наступившей после ливня, пот так и капал с кончика моего носа. Тут ты как будто спросил, счастлив ли я, по-честному? Счастлив? (Это уже я сказал.) Я чувствовал себя счастливым только однажды: это было в Йере note 72 и кончилось от разных причин – упадка здоровья, перемены места, большего достатка, из-за возраста, крадущегося по пятам. С той поры, так же как и до нее, я не знал и не знаю, что это такое. Но мне по-прежнему знакома радость. Радость, имеющая тысячу лиц, из которых ни одно не совершенно, говорящая на тысяче языков, и каждый из них ломаный, протягивающая тысячу рук, но все с царапающими ногтями. На первое место я ставлю удовольствие расчищать лес в одиночестве над говорливой водой, среди высоких деревьев, молчание которых нарушают лишь бесцеремонные крики птиц. Перебирая события моей жизни, глядя вперед и назад, поворачивая все и так и эдак, я – хоть и очень был бы не прочь перемениться сам – не стал бы ничего менять в теперешних обстоятельствах, разве только если бы от этого зависело твое появление здесь.

Фэнни. 28 марта