Жизнь на двоих

Но стоило Виктории посмотреть на мрачное лицо мужа, как она понимала – нет, нельзя отступать. Нельзя сдаваться. Она хочет, чтобы он был счастлив, – значит, должна вернуть Софию во дворец.

Теперь она знала: любить – значит желать, чтобы твой любимый был счастлив. Даже если в этом счастье нет места для тебя самого.

Арену иногда казалось, что он превратился в ледяную скульптуру. Если раньше холод был лишь на месте сердца, то чем больше проходило времени, тем сильнее он расползался, захватывая все его существо. Отступал ненадолго в присутствии детей, когда император играл с ними или читал письма Софии, а затем вновь обрушивался, вымораживая даже душу.

Его мало что радовало, хотя он остался еще способен на удивление. Слабое, невнятное, но все-таки удивление. И удивлялся Арен в основном поведению Виктории. Конечно, оно изменилось, как только проклятие спало, но сейчас дело было не в этих изменениях. Даже восемь лет назад, когда они едва поженились, Виктория не особенно интересовалась жизнью Арена. Возможно, она просто стеснялась задавать ему лишние вопросы, но так или иначе – разговаривали они тогда большей частью о проблемах супруги. Императора это устраивало, он совершенно не желал обсуждать дела еще и в спальне и теперь удивлялся тому, что у Виктории это желание неожиданно появилось.

Она стала интересоваться его работой – ходом расследования, законом о передаче титулов, вопросами наследования родовой магии. Несмотря на то что щит Арен не снимал, он видел – жена спрашивает искренне. Виктория не подлизывалась к нему, пытаясь наладить отношения, она действительно интересовалась, потому что хотела понять, что происходит, и желала помочь. В итоге Арен рассказал ей про открытия Рона Янга и Эн Арманиус и был поражен, когда Виктория робко спросила:

– Если ты все же организуешь какую-то комиссию или даже комитет, который станет заниматься вопросами передачи родовой магии, можно мне в этом участвовать?

– Зачем? – поднял брови император.

– Все думают, будто я не люблю нетитулованных, – пробормотала жена сконфуженно. – Это справедливо, конечно. Я бы хотела доказать, что это не так, а заодно помочь тебе. У тебя не хватит времени курировать этот комитет, а у меня есть время. Да и вообще это хорошо – показать, что ты не один, что тебя поддерживают близкие.

– Это и правда хорошо, Вик, – кивнул Арен, задумчиво глядя на супругу. – Что ж, пока я не против, а там посмотрим. Может, тебе это не понравится и ты сбежишь к своим растениям.

– Не сбегу, – сказала Виктория неожиданно твердо. – Можно подумать, тебе нравится сидеть на совещаниях с комитетами. Ты же никуда не убегаешь? Вот и я не убегу.

Пока императору с трудом в это верилось – Виктория все же не слишком представляла, о чем говорит и какой там пласт работы, – но он не спешил ей отказывать. Она имеет право хотя бы попробовать.

Арен оставался в ее спальне примерно через день. Жена больше не пыталась его соблазнить, лишь, разговаривая, расспрашивала о делах и рассказывала о том, чем занималась вместе с детьми, а потом нежно и ненастойчиво обнимала и засыпала.

Что ж, если Виктория будет вести себя так и дальше, их семейная жизнь перестанет быть кошмаром. Арен очень на это надеялся.

Вот так постепенно прошли три недели с отъезда Софии. Закончив дела, император перенесся к Виктории, чтобы остаться с ней на ночь, и, когда вышел из камина в спальне, обнаружил супругу сидящей возле туалетного столика и увлеченно что-то рисующей на листке бумаги.

– Что это ты делаешь? – поинтересовался он, подходя ближе, и замер, увидев собственный портрет в карикатурном стиле, выполненный простым карандашом. – Вик?..

Она оглянулась на него и улыбнулась, заметив удивление на лице.

– Рисую. По-моему, это очевидно. София считает, что у меня талант к карикатурам. Что думаешь?

Имя отозвалось дрожью в измученном разлукой сердце.

– Думаю, она права. Ты показываешь ей свои рисунки?

– Да, она меня учит, – кивнула Виктория. – Смотри! – И достала из ящика туалетного столика целую стопку листков; на верхнем оказались карикатурные изображения Агаты с Александром. – Вот!

Арен принялся перебирать рисунки и не мог не отметить, что жена действительно многому научилась за последнее время. Но кроме ее карикатур здесь были и рисунки Софии – он узнал знакомую руку.

И не только рисунки.

«Мне всегда казалось: для того чтобы рисовать карикатуры, нужен особенный кураж. Ты считаешь, что все наоборот, карикатуры рисовать проще, чем реальность, но это не так. Когда рисуешь карикатуру, ты должен за что-то зацепиться, за какую-то особенность во внешности или характере, и преувеличить ее или приуменьшить. У меня получалось, но отнюдь не легко и непринужденно, а настоящий талант – он всегда такой – легкий и непринужденный…»

– Что это? – еле выдавил из себя Арен. Перед глазами плясали черные мушки.

– Письмо Софии. – Голос Виктории звенел от смущения. – Она пишет отдельно детям, отдельно мне. Ты видел письма для Агаты с Александром, а это для меня.

Больно. Как же больно, Защитник.

– Могу я… прочитать?

– Конечно.