Жизнь на двоих

– Не-э-э! – протянул Алекс весело, а Агата, прижавшись щекой к животу императора, невозмутимо заявила:

– Мы балуемся, потому что завтра начнется учеба и будет уже некогда! – Он засмеялся, а дочь продолжала: – Папа, папа, а покидай меня, как Алекса! Я тоже хочу!

– Тебя покидать? – Арен хмыкнул, подбросив наследника вверх в последний раз, а затем поставил его на пол и подхватил на руки Агату. – А ну-у-у, держись!

Девочка визжала и хохотала, дрыгая ногами, и император тоже улыбался, глядя на счастливое лицо дочери, и, закрытый наглухо эмпатическим щитом, совсем не замечал, с какой нежностью смотрит на него Виктория.

Уложить детей спать удалось с огромным трудом и только после того, как Арен долго, упорно и обстоятельно читал им книгу. И Агата, и Александр отчаянно боролись со сном, не желая, чтобы наступал завтрашний день, когда им обоим вновь придется не отдыхать, а учиться, но в конце концов сдались и уснули.

– Арен… – прошептала Виктория, выходя из спальни. – Ты… – Она смотрела на него с тревогой. – Ты выглядишь очень уставшим. Тебе бы отдохнуть…

Император криво улыбнулся и, подняв жену на руки, шагнул в камин.

– К сожалению, пока это невозможно, Вик.

Он строил пространственный лифт, а она легко поглаживала его ладонями по груди. Прикосновения не были навязчивыми, но Арену все равно стало неприятно.

Выйдя из лифта в комнате Виктории, он поставил жену на пол и произнес, отпуская ее и делая шаг назад:

– Я хочу предупредить тебя насчет завтрашнего дня. Гектор приведет во дворец одну шаманку, и я желаю, чтобы она тебя посмотрела.

– Шаманку? – Виктория удивленно и непонимающе хлопала глазами. – Посмотрела?.. Но… зачем?

– Может, и незачем. Не знаю. Помнишь, восемь лет назад тебя тоже смотрел шаман? Его приводил Аарон. И с учетом последних событий… мне хотелось бы убедиться в том, что этот человек говорил правду.

– Аарон? – повторила жена почему-то испуганно. – Да, тогда действительно лучше перепроверить, мало ли что.

Арен слегка развеселился, хотя веселого тут вообще ничего не было.

– Что я слышу, Вик? Я-то думал, ты до сих пор обожаешь моего брата и даже понимаешь, почему он хотел меня убить.

С лица Виктории вдруг схлынули все краски, и голубые глаза стали бесцветно-прозрачными, и вся она поблекла, посерела.

– Арен… – выдохнула жена, отчаянно заломив руки. – Я говорила это, да? Я не помню… Если говорила – прости!

– Забудь, это уже не важно, – сказал император, жалея, что вообще упомянул те ее слова – все равно что бить лежачего. – Я не сержусь. И… – Он запнулся, потому что Виктория сделала шаг вперед, обняла его и прижалась влажными губами к щеке, забираясь ладонью под ворот рубашки. Защитник… нет-нет, только не сегодня. – Вик…

– Прости, – прошептала жена, жалобно вздохнув возле его виска. – Я понимаю, что тебе должно было быть больно и…

– Забудь, – произнес он со спокойной твердостью, застыв, словно камень. – И отпусти, пожалуйста.

К удивлению императора, Виктория действительно отпустила его и, еще раз вздохнув и опустив голову, грустно сказала:

– Да, конечно. Иди.

Арен нахмурился, снимая эмпатический щит, и едва не рухнул на пол от какофонии эмоций жены. Замер, пережидая звон в ушах и пытаясь сосредоточиться, понять…

Нежность. Очень много нежности. Сочувствие, досада, стыд, жалость… и что-то светлое, искреннее, похожее на сожаление.

– Я завтра останусь, – сказал Арен так мягко, как мог, и Виктория подняла голову, радостно, ликующе вспыхнув. – Завтра обязательно останусь. Не плачь, я тебя прошу.

– Я вроде… – Жена растерянно улыбнулась. – Не плачу…

– Ты на грани, я чувствую. Не надо, Вик. Все хорошо.

Она кивнула, и Арен, легко погладив ее по плечу, отвернулся и зашел в камин.

Было настолько мерзко и тошно от себя и собственной лжи, что император несколько мгновений стоял в огне, пытаясь успокоиться. Не надо нести эту гадость Софии, не надо.

До конца успокоиться так и не удалось, но тошнота ушла, и только после этого Арен начал строить пространственный лифт.

София заканчивала портрет Эн, когда огонь в камине вспыхнул, заискрился, и девушка, бросив кисточку на стол, вскочила и метнулась навстречу императору, обняла и прижалась изо всех сил, шепча:

– Защитница… Арен, наконец-то, как же я соскучилась…

– Я тоже, – сказал он глухо, и София сразу ощутила его тревогу и горечь. Столько их было, что она задохнулась – сердце словно в ведро со льдом опустили – и, погладив Арена по плечам, потянулась к губам.

Он целовал ее долго и отчаянно, будто прощался.

– Давай сегодня перенесемся куда-нибудь, – произнесла София, безумно желая помочь Арену, вынуть из души боль, но не зная, как это сделать. – Куда-нибудь на природу. Хочешь?

– Хочу. – Он улыбнулся и потерся носом о ее щеку. – Я очень устал от дворца. И кажется, я знаю, что может тебе понравиться.

– Мне понравится все, лишь бы с тобой.

Арен вздохнул, и София поняла, что ему стало чуть лучше, словно помогало само ее присутствие рядом.

Император взял девушку на руки, зашел в камин, поставил на пол, и София сразу обняла его и начала осыпать поцелуями лицо. Губы, подбородок, щеки, лоб…