Жизнь моя

«Kriegführung der Romer» оказался пухлым томом 1928 года, посвященным тактике осады времен поздней Республики. Но его авторы изучили римские бумаги и военные донесения более дотошно, чем кто-либо, а знание немецкого, подкрепленное словарем, найденным на мельнице, позволило ей моментально отыскать то, что она искала: раздел о Перузинской войне.

Из ряда военных донесений и личных писем участников авторы сделали вывод, что весной 40 года до P. X. кто-то вывел из осажденного города четырех чиновников с женами и детьми.

Ее сердце дрогнуло. Едва прочитав это, она уже знала, что этот «кто-то» был Кассий. Но какое это имело отношение к Ликарис? К загадке?

Задумавшись, она двинулась по дороге к дому Патрика. Она села на террасе. Потом все фрагменты встали на место.

Ликарис, кем бы она ни была, оказалась в городе, и Кассий пошел на предательство, чтобы спасти ее. Во избежание суда, а может, чтобы защитить ее, позже он совершил самоубийство.

Все это имело смысл.

Значит, вопрос стоял так: что за женщины были в числе спасенных и кто из них — Ликарис?

В тексте указывались имена чиновников, так что, возможно, удастся проследить историю их семей, особенно если они были патрициями. Но для этого придется съездить в Тулузу на пару дней. Она сможет остановиться у профессора Мерио, старого друга своего отца.

Неприятная мысль кольнула ее. Даже если все пройдет хорошо, как она сможет узнать, кто из женщин — Ликарис?

Она опустилась на стул.

Было бы ужасно подойти так близко и потерпеть неудачу у последнего препятствия.

Что-то промелькнуло в ее памяти. Что-то, что могло бы помочь. Она закрыла глаза, пытаясь вернуть воспоминание, но оно уже ускользнуло.

Встревоженная, она открыла глаза и увидела маленькую зеленую ящерицу, рассматривающую ее от дренажных труб в дальнем углу террасы. Ящерица только что покончила с ланчем, и крылышки насекомого лежали вокруг, делая ее похожей на маленького дракона.

Снова что-то мелькнуло в ее памяти. И снова ускользнуло от нее.

Зазвонил телефон. Она ожидала услышать на автоответчике голос Нериссы. Но это была не Нерисса. Это был Патрик.

— Антония, это я, возьми трубку.

Она схватила ее.

— Привет.

— Привет. — Пауза. — Как дела?

— Прекрасно. В самом деле, очень хорошо.

— Твой голос звучит возбужденно.

— Я на подходах к чему-то. Кажется, в самом деле…

— Это замечательно! — Ей слышалась улыбка в его голосе.

— Ох, пока не забыла, — начала она, боясь все испортить. — Звонила Нерисса. Я не брала трубку. Она оставила сообщение…

— Я его получил, она звонила сюда некоторое время назад.

Наступило неловкое молчание. Антония гадала, зачем он позвонил.

— Антония, — начал он.

— Да?

— Я… послушай. Сегодня вечером я встречаюсь с Панабьером в «Бар-Табак». Каждую пятницу он навещает жену на кладбище. Понятное дело — старик грустит, так что, когда я бываю поблизости, мы выпиваем. Я подумал: не захочешь ли ты присоединиться?

— Я? — глупо спросила она.

— Да.

— Ох… А он захочет, чтобы я там была?

— Конечно, почему нет?

— Не думаю, что я нравлюсь ему.

— Ну, перестань… Хотя… я имею в виду… может, это не очень удачная идея?..

— Нет-нет. Отчего же!

— Хорошо. Я приеду около семи и захвачу тебя. Кажется, я забыл показать тебе, как отключать отопление.

Он не забыл, но она не чувствовала необходимости обращать на это внимание.

* * *

— …Я забыл показать тебе, как отключать отопление, — сказал Патрик, стоя в кабинете спиной к Моджи.

Днем раньше, когда сломался его факс, он освободил место для своего лэп-топа на столе ее матери. Сейчас она понимала, что факс не был сломан. Он сказал так только потому, что знал: она расстроится, если он упомянет Антонию.

Она стояла в дверях, наблюдая за ним. Он склонился к окну, глядя на беспорядок крыш Ля Бастид внизу.

— Конечно, — сказал он в свой мобильник. — Встретимся около семи.

Моджи отошла от двери и встала в коридоре, затаив дыхание. Она слышала, как он кладет трубку и возвращается к столу. Она слышала скрип стула, когда он садился. Но она не слышала ни скрипа ручки, ни щелканья клавиатуры. Он, должно быть, смотрел в пространство, думая об Антонии.

Внезапно она поняла. Он был влюблен в Антонию. Всегда был. Они полюбили друг друга двенадцать лет назад, и Майлз узнал об этом.

Мысль о том, что Патрик любит Антонию, ранила ее ужасно, гораздо сильнее, чем мысль о Нериссе.

Она вспомнила свою жалкую маленькую мечту и должна была заткнуть кулаком рот, чтобы удержаться от крика. Как она могла вообразить, что у нее есть шанс?

Молча она прошла на кухню, взяла три тюбика «Веn & Jerry» из холодильника и пошла наверх, в свою комнату. Она заперла дверь и прислонила подушку к стене. Она двигалась осторожно, поскольку чувствовала себя так, словно была сделана из стекла и могла рассыпаться на миллион кусочков.

На полу у матраса лежала книжка в мягкой обложке по уходу за кожей, купленная ею в Мазерансе позавчера. Желтыми закладками были отмечены рекомендации, которые она отметила, чтобы попробовать. Это хлестнуло ее как оскорбление. Слава Богу, что никто этого не видел. Если бы кто-нибудь обнаружил эту книжонку, она бы убила себя.