Жизнь Микеланджело

Остроумие появилось на свет лишь во времена Людовика XIV и Людовика XV. Нигде больше не возникало и представления об искусстве, способном порождать в душе смех и доставлять отменное удовольствие неожиданным сочетанием слов.

В XV веке Италия еще не возвысилась над тяжеловесными истинами, которых никто не высказывает, поскольку все их знают. Еще сегодня писатели в этой стране – счастливцы, потому что там невозможно быть скучным.

Остроумие времен Микеланджело заключалось в какой-нибудь классической аллюзии или грубой дерзости (его острые словечки в Болонье). Так что не в качестве чего-то приятного я приведу здесь несколько острот человека, который прослыл самым остроумным и язвительным в те времена; в наши дни эти остроты не заслуживали бы даже быть произнесенными.

Одному священнику, упрекавшему его в том, что он не женат, Микеланджело ответил словами Эпаминонда[67] и добавил: «Живопись ревнива и требует, чтобы человек принадлежал ей целиком».

Некий скульптор, скопировав античную статую, хвастался, что превзошел оригинал. «Любой, кто идет вслед за другим, первым прийти не может». Это был его враг, завистливый флорентинец Бандинелли, который верил, что заставит забыть «Лаокоона», сделав его копию, хранящуюся теперь во Флорентийской галерее[68].

Себастьяно дель Пьомбо однажды оставил Микеланджело, чтобы отправиться писать фигуру монаха в капелле Сан-Пьетро-ин-Монторио. «Вы испортите свое произведение». – «Почему?» – «Монахи хорошенько подпортили мир, который столь велик. Как же вы хотите, чтобы они не испортили такую маленькую капеллу?»

Приехав в Модену, он обнаружил там статуи из обожженной глины, расписанные под мрамор, потому что скульптор не умел с ним работать. «Горе античным статуям, если эта глина превратится в мрамор!» Скульптором был Антонио Бегарелли, друг Корреджо.

Один из помощников Микеланджело умер. Все оплакивали эту преждевременную кончину. «Если нам нравится жизнь, – сказал он, – то смерть, у которой тот же хозяин, также должна нравиться нам».

Вазари, показывая ему одну из своих картин, сказал: «Я потратил на нее мало времени». – «Это заметно».

Священник, его друг, явился к нему в одежде для верховой езды, и Микеланджело притворился, что не узнал его; священник назвался. «Вижу, что в глазах света вы хороши; если содержимое похоже на оболочку, что ж, тем лучше для вашей души».

Ему расхваливали Юлия II за его любовь к искусству. «Это правда, – сказал он, – но эта любовь слегка напоминает флюгер».

Некий молодой человек написал довольно милую картину, взяв у всех известных художников либо позу, либо голову. Он был очень горд и показал свое произведение Микеланджело. «Это просто замечательно, но что станет с вашим полотном, когда в день Страшного суда каждому будут возвращены те части тела, которые ему принадлежат?»

Однажды вечером Вазари по поручению папы Юлия II пришел к Микеланджело; уже была почти ночь. Он застал художника за работой над «Пьетой», которую тот потом разбил. Видя, что Вазари пристально смотрит на ногу Христа, которую он заканчивал, он взял фонарь с целью посветить, но уронил его. «Я так стар, – сказал он, – что часто смерть тянет меня за одежды, чтобы я пошел с ней. Однажды я упаду внезапно, как этот фонарь, и так же уйдет свет жизни».

Никогда Микеланджело не был так доволен, как в те моменты, когда в его мастерскую во Флоренции приходил смехотворный художник из Вальдарно по имени Менигелла. Обычно он являлся с просьбой нарисовать ему «Св. Роха» или «Св. Антония», которых заказали ему какие-то крестьяне. Микеланджело, отказывавший правителям, бросал все, чтобы удовлетворить желание Менигеллы, который пристраивался рядом с ним и делился мыслями по поводу каждой черты. Он отдал Менигелле распятие, сделавшее тому состояние: он стал изготовлять гипсовые копии и продавать их апеннинским крестьянам.

Скульптор Тополино, которого Микеланджело держал в Карраре для отправки мрамора, никогда не присылал его, не присовокупив две или три плохонькие фигурки, которые доставляли Микеланджело и его друзьям немалое удовольствие. Однажды вечером, потешаясь над Тополино, они поспорили на ужин в честь того, кто изготовит фигуру, наиболее противоречащую всем правилам изобразительного искусства. Фигура Микеланджело, одержавшая победу, долгое время служила мерилом для нелепых произведений.