Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

Это внутреннее, всего лишь намечающееся нарушение законосообразности логики характера и логики жизни располагает роман Мариво у истоков двух романных традиций. Одна из них, которую можно было бы назвать традицией романа испытания [3], разрабатывает тему стойкости героя, противопоставляющего наработанное содержание своего внутреннего мира нивелирующим и обезличивающим обстоятельствам. Такова проблематика «Истории госпожи де Люз» Шарля Дюкло, «Истории одной современной гречанки» Антуана Прево, «Монахини» Дени Дидро, романов Юлии Крюденер и Коттен Софи Ристо, «Атала» Шатобриана.

Другая, антивоспитательная традиция, напротив, воссоздает этапы моральной деградации героя, вверившегося демонизму «жизни как она есть». Таковы романы Кребийона-сына «Заблуждения сердца и ума», Пьера Жана Батиста Нугаре «Развращенная поселянка», Ретифа де Ла Бретона «Совращенный крестьянин» и «Совращенная крестьянка», романы маркиза де Сада, некоторые образцы «готического», а также «демонического» романа романтизма.

Как и «Удачливый крестьянин», роман «Жизнь Марианны» остался незавершенным. Потому ли, что концовка ничего уже не прибавила бы к сложившемуся характеру героини и лишь отдала бы дань авантюрно-бытовой традиции, позволив читателю порадоваться за «сиротку», обретшую наконец свое место в жизни? Потому ли, что для того типа любовно-психологического романа, создателем которого по праву считается Мариво, любая положительная концовка превращается в пародию на сверхожидания, превосходящие даже самую головокружительную карьеру? Так или иначе, но в ряду дошедших до нас немногочисленных продолжений то, что принадлежит перу Мари Жанне Риккобони (1714— 1792),— наилучшее. И не только потому, что, полностью опубликованное в 1765 году, оно вызвало положительный отклик современников. Мадам Риккобони, написав не окончание, а продолжение «Жизни Марианны», обрывающееся на полуслове, воспроизвела не столько повествовательную манеру, сколько самый дух романа Мариво, поэтизирующего непрерывный процесс борьбы героя за ценность, куда более достойную, чем та, которую прославляли предшествующие романные традиции,— становление человеческой личности.

Читателю, воспитанному на «реалистических» произведениях, изображающих всевластие обстоятельств, «Жизнь Марианны» должна показаться благородной сказкой, рассказанной человеком, исполненным наивной веры в убеждающую силу слова, способного переломить судьбу, ибо оно отстаивает все лучшее, что сумел увидеть и оценить пока еще верящий в себя и гордящийся собою XVIII век.

А. П. Бондарев

ЖИЗНЬ МАРИАННЫ, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГРАФИНИ ДЕ *** [4]

К ЧИТАТЕЛЮ