Магомет, не слезая с верблюда, отправился прямо к Каабе, месту, где он молился с раннего детства, к тому священному алтарю, который чтили со времен патриархов и который он считал первоначальным храмом единого истинного Бога. Тут он семь раз обошел вокруг священного здания, как это требовалось религиозным обрядом, соблюдавшимся от древности, когда вера сохранялась в полной чистоте, и с чувством благоговения каждый раз дотрагивался своим посохом до «черного камня», почитаемого священным. Он бы вошел и в Каабу, но старый охранитель ее, Осман ибн Тадха, запер дверь. Али вырвал было у него ключи, но Магомет велел ему возвратить их почтенному служителю и так пленил последнего своею добротой, что тот не только отворил двери, но и принял затем ислам, благодаря чему остался на своем прежнем месте.
Теперь Магомет взялся за выполнение великой задачи своих религиозных стремлений — за очищение священного здания от символов идолопоклонства, которыми оно было наполнено. Все идолы, находившиеся внутри и вокруг него, были низвергнуты и истреблены. Между ними более всех почитался Хабал, идол, привезенный из Балки, из Сирии, про которого почитатели думали, что он имеет власть вызывать дождь. Вследствие этого он служил объектом величайшего поклонения для жителей безводной пустыни. Здесь были также статуи Авраама и Измаила с волшебными стрелами в руках. «Это оскорбляет их память, — сказал Магомет, — как символ дьявольского искусства, которым они никогда не занимались». Поэтому из уважения к праотцам статуи их были разрушены. В Каабе находились также и картины, изображавшие ангелов в образе красивых женщин. «Ангелы, — сказал с негодованием Магомет, — не таковы. Существуют в раю небесные гурии для наслаждения правоверных, но ангелы — духи, подначальные Всевышнему, которые по природе своей слишком чисты для того, чтобы иметь пол». Поэтому и картины эти были тоже уничтожены.
Даже голубь, искусно вырезанный из дерева, был сломан собственноручно пророком и брошен на землю как остаток идолопоклонства.
Из Каабы он отправился к колодцу Земзем. Колодец этот он считал святым, веря, что это был тот самый колодец, который ангел открыл Агари и Измаилу, когда они изнемогали от жажды. Связанный с ним обряд был, по мнению Магомета, чист и свят и сохранился у мусульман. Приблизясь к колодцу, пророк получил от дяди своего, ал-Аббаса, сосуд с водой для питья и для совершения обычного омовения.
В память этого богоугодного дела он назначил своего дядю хранителем чаши при колодце — священная должность, которую потомки его наследуют до сих пор.
В полдень один из последователей Магомета по его приказанию поднялся на верх Каабы и созвал на молитву народ — обычай, сохраняющийся до настоящего времени в магометанских странах, где правоверных созывают с верхушек минаретов или башен, имеющихся при каждой мечети. Он установил также и киблу, к которой правоверные всех стран света должны обращаться лицом при молитве.
После этого он сказал народу нечто вроде проповеди, в которой развивал основы своего учения и провозглашал торжество веры как исполнение пророческого предсказания. В ответ на его речь толпа разразилась криками: «Аллах Акбар! Велик Бог! — кричала она. — Нет Бога, кроме Бога, и Магомет — Его пророк!»
Окончив религиозные церемонии, Магомет расположился на холме Сафа, а жители Мекки, мужчины и женщины, проходили перед ним, принося клятву верности ему как пророку Божиему и отказываясь от идолопоклонства. Все это было согласно с откровением Корана, где сказано: «Бог послал своего апостола с указанием ему религии истины, которую он должен возвысить над всеми другими религиями. Воистину, те, которые клянутся в верности ему, клянутся в верности Богу. Рука Божия руководит ими». Но, несмотря на свое торжество, он отвергал всякие почести, относящиеся лично к нему, и не присваивал себе царской власти. «Почему ты дрожишь? — сказан он человеку, приблизившемуся к нему робкими, нетвердыми шагами. — Чего боишься? Я — не царь, а сын курайшитки, которая ела мясо, сушенное на солнце».
Точно так же бросалась в глаза и его снисходительность. Высокомерные некогда начальники курайшитов предстали пред человеком, которого они преследовали, с раболепным видом, потому что жизнь их теперь была в его руках.
— Чего вы ждете от меня? — спросил он их грозно.
— Милости, о великодушный брат наш! Милости, о сын великодушного рода!
— Да будет так! — вскричал он, причем в его насмешливом тоне звучала и жалость. — Убирайтесь вон! Вы свободны!
Некоторые из его последователей, разделявшие с ним изгнание, предвкушали наслаждение кровавой местью и, разочаровавшись, роптали на его милосердие, но он был непоколебим и провозгласил Мекку ненарушимой святыней, или местом убежища, которое останется таковым до кончины мира. Он оставил, однако, за собой право в течение только этого дня наказать некоторых городских жителей, особенно преступных, которые и были осуждены на изгнание; но даже из них большинство было помиловано.