Жизнь Магомета

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Насмешки над Магометом и его учением. Требование чудес. Поведение Абу Талиба. Насилия курайшитов. Дочь Магомета, Рукайя, с своим мужем Османом и некоторыми учениками пророка ищет убежище в Абиссинии. Магомет в доме Оркама. Злоба Абу Джаля; его наказание

Магомету в начале его пророческой деятельности было всего труднее бороться с насмешками его противников. Все, знавшие его с детства, видевшие сначала его мальчиком на улицах Мекки, потом погруженного в обычные жизненные заботы насмехались над его апостольством. Когда он проходил мимо, его поднимали на смех и, указывая на него пальцами, кричали: «Смотрите на внука Абд аль-Мутталиба, утверждающего, что он знает все, что творится на небе!» Очевидцы же его припадков умственного исступления и экстаза считали его помешанным; некоторые уверяли, что он одержим злым духом, другие же обвиняли его в колдовстве и чародействе.

Проходя по улицам, он подвергался тем насмешкам, упрекам и оскорблениям, какие чернь всегда любит изливать на человека, отличающегося иною жизнью и независимостью ума. Когда он начинал проповедовать, голос его заглушался неистовым шумом и непристойными песнями; в него даже бросали грязью, когда он молился в Каабе.

И не только чернь и невежды осыпали его такими оскорблениями; одним из самых грозных его противников был юноша по имени Амру; и так как он впоследствии займет видное место в истории магометанства, то мы хотим дать читателю понятие о тех обстоятельствах, при которых он впервые выступил. Он был сын жившей в Мекке куртизанки, до того обаятельной, что она могла бы соперничать с Фринами и Аспазиями Греции; в числе ее любовников было немало лиц очень знатного происхождения. Родив этого ребенка, она назвала многих людей из племени курайш, имевших одинаковые права считаться его отцом. Но так как его признавали больше всего похожим на Ааса, самого старого из ее поклонников, то к имени Амру начали прибавлять ибн ал-Аас, то есть сын Ааса.

Природа щедро одарила этого незаконнорожденного ребенка как бы для того, чтобы загладить бесчестие его рождения. В молодости он уже был одним из самых популярных поэтов Аравии и одинаково отличался как едкостью своей сатиры, так и пленительной нежностью своих серьезных песен.

Когда Магомет впервые возвестил о своей миссии, этот юноша осыпал его пасквилями и юмористическими мадригалами, которые, приходясь по вкусу арабам и быстро распространяясь, задерживали рост исламизма больше, чем самые жестокие преследования.

Люди, противодействовавшие Магомету более серьезно, требовали от него сверхъестественных доказательств истинности того, что он утверждал. «Моисей, Иисус и другие пророки, — говорили они, — чудесами доказывали божественность своего посланничества. Если ты действительно пророк, и притом больший, чем они, то твори хоть такие же чудеса».

Ответ на это дан Магометом в Коране. «Какое чудо может быть больше Корана, книги откровения, написанной при посредстве неграмотного человека? Язык ее так возвышен, доводы так неоспоримы, что дары дьявола и человека, соединенные вместе, не могли бы составить ничего подобного. Какое же еще нужно большее доказательство, что книга эта исходит от Самого Бога? Сам Коран есть чудо».

Но они требовали более осязательных доказательств чудес, действующих на чувства.

Им хотелось, чтобы он заставил немого говорить, глухого — слышать, слепого — видеть, мертвого — воскреснуть; или чтобы он изменил вид природы: заставил бы источники переполниться водой; превратил бы бесплодную местность в цветущий сад с пальмами, виноградными лозами и журчащими ручьями; воздвиг бы золотой дворец, осыпанный жемчугом и драгоценными камнями; или в их присутствии вознесся бы на небо. Наконец, если Коран действительно, как он утверждает, ниспосылается с неба, то им хотелось бы видеть, как он нисходит, или увидать ангела, приносящего его, — тогда бы они поверили.