Жизнь Магомета

У Магомета было в обычае всегда во всех его экспедициях иметь одну из жен с собою как товарища и утешителя; бралась та из жен, на которую выпадал жребий; и при только что описанном походе ему сопутствовала Аиша. Она ехала на носилках, кругом завешанных и помещавшихся на спине верблюда, которого вел один из служителей Магомета. Когда войско возвращалось обратно и остановилось однажды для привала, служители Аиши удивились, найдя, что на носилках никого не было. Прежде чем они успели прийти в себя от удивления, она явилась на верблюде, которого вел молодой юноша по имени Сафван ибн ал-Моаттель. Об этом обстоятельстве узнал Абдаллах и, вернувшись в Медину, разгласил его, утверждая, что Аиша виновна в преступной связи с юношей Сафваном.

Историю эту жадно подхватила Хамна, сестра прекрасной Зайнаб, на которой Магомет недавно женился; она старалась всюду распространять ее в надежде, что это будет выгодно сестре и послужит во вред Аише, ее смертельной сопернице; точно так же об этом всюду разглашал и Мистак, родственник Абу Бакра, а поэт по имени Хасан составил на эту тему сатиру, написанную стихами.

Прошло несколько времени, прежде чем Аиша узнала о скандале, распущенном на ее счет. Болезнь по возвращении в Медину приковала ее к дому, и никто не решился передать ей о том, в чем ее обвиняли. Она замечала, однако, что пророк угрюм, молчалив и не так нежен к ней, как был прежде.

Оправившись от болезни, она с ужасом узнала об обвинении, возводимом на нее, и утверждала свою невиновность. Вот каким образом она объяснила всю эту историю.

Армия при обратном шествии расположилась лагерем недалеко от Медины, когда вдруг ночью отдан был приказ идти дальше. Служители, по обыкновению, подвели к палатке Аиши верблюда и, поставив носилки на землю, удалились в ожидании, пока она сядет на них. Собираясь сесть, она заметила, что забыла свое ожерелье, и вернулась в палатку искать его. Тем временем служители поместили носилки на верблюда и быстро повели его, не замечая, что в носилках никого не было. Когда она, отыскав ожерелье, вернулась, верблюд уже был уведен и войско ушло; тогда она закуталась в плащ и села в надежде, что ее отсутствие заметят и пришлют кого-нибудь отыскивать ее.

Пока она так сидела, молодой араб Сафван ибн ал-Моаттель, состоявший в арьергарде, проходя, узнал ее и приветствовал, по обычаю мусульман, следующими словами: «Богу мы принадлежим и к Богу должны возвратиться! Почему ты, жена пророка, осталась позади?».

Аиша ничего не отвечала, но плотнее прикрыла лицо покрывалом. Тогда Сафван слез с коня, помог ей взобраться на верблюда и, взяв последнего за повод, поспешил догнать остальных; однако солнце уже взошло, когда им это удалось близ самых стен Медины.

Это объяснение Аиши, подтвержденное Сафваном ибн ал-Моаттелем, казалось вполне удовлетворительным для ее родителей и честных друзей, но поднято было на смех «лицемерами» – Абдаллахом и его приверженцами. Что касается Аиши, то она с грустью в сердце затворилась в своем жилище, отказывалась от всякой пищи и проливала горькие слезы день и ночь.

Магомет не знал, чему верить, и, сильно смущенный и опечаленный, обратился за советом к Али. Последний только заметил, что такое несчастье – обычная участь людей. Пророк мало утешился таким замечанием и не видался с Аишей целый месяц, но сильно тосковал по ней не столько из-за ее красоты, сколько потому, что любил ее общество. В порыве грусти он впал в один из тех припадков, которые неверующие приписывали падучей болезни, и в это время ему было откровение, упоминаемое в Коране. Оно гласило:

«Люди, обвиняющие почтенную женщину в прелюбодеянии и не приводящие четырех свидетелей этого преступления, должны быть наказаны восьмьюдесятью ударами, и свидетельство их отвергнуто. Что же касается лиц, обвиняющих Аишу, то могут ли они привести четырех свидетелей? Если нет, то они – лжецы перед очами Бога, и пусть их постигнет наказание за их преступление».

Когда невиновность Аиши была таким образом выяснена чудом, пророк с еще большей нежностью привлек ее к своей груди и поспешил наказать виновных. Правда, Абдаллах ибн Обба был слишком влиятелен, чтоб можно было решиться наказать его ударами, но с тем большею тяжестью обрушилась кара на его товарищей по клевете. Поэт Хасан излечился на некоторое время от своей страсти к составлению сатир в стихах, а Хамну ее очаровательная красота не спасла от плетей, так как Магомет находил, что при такой красоте не мешало бы ей иметь и более нежный характер.

Откровение это сразу убедило набожного Али в невиновности Аиши, но она никогда не забыла и не простила ему его сомнений; и ненависть к нему, закравшись в ее душу, не раз отражалась на многих важных обстоятельствах его последующей жизни.

Глава двадцать третья