Жизнь Льва Шестова. Том 2

В начале февраля 1934 г. Шестов получил письмо из редакции интернационального журнала «Ариэн Пат», выходящего в Бомбее, с просьбой дать статью на тему «Что достойно быть спасенным в европейской цивилизации». Журнал ему сообщает, что Жан Геенно, Карло Сфорца, Жюльен Бенда, Ж.Р.Блок и Стефан Цвейг уже согласились написать статьи на эту тему. Шестов принял предложение, и в августе 1934 г. его статья, озаглавленная «MenacingBarbariansofTo-day», появилась в этом журнале с заключительными словами: «Мы должны спасти свободу». Русский оригинал статьи был опубликован в «Вестнике РХД» № 119, 1976.

***

26 февраля 1934 г. Таня вышла замуж вторым браком за Жоржа Ражо (GeorgesRageot). Об этой свадьбе Шестов рассказывает Фане, которая в это время отдыхала на юге Франции:

Танина свадьба удалась превосходно. Мы до сих пор с Анной вспоминаем прошлый понедельник — и, вместе с тем, о том, что все так хорошо устроилось, благодаря тому, что тебе пришла мысль — устроить завтрак у вас. Одно только жаль, что тебя при этом не было — мы об этом тоже в прошлый понедельник не раз вспоминали. И действительно, очень жаль, и очень обидно было без тебя. А устроили все вот как. Еще накануне А. закупила кур, а Герман, который был у нас с Лазаревым в воскресенье, их отвез к вам и передал вашей прислуге. В воскресенье же А. заказала в Рами закуски и пирожки, а во французской кондитерской — большой сладкий пирог. Вина заказал Georges. В понедельник утром А. в мэрию не поехала, а, взяв с собой для помощи нашу femmedemenage, прямо отправилась к вам, так что к нашему возвращению из мэрии (в 11 3/4 утра) — уже все было готово. И все вышло великолепно: и сервировка, и самый завтрак. И прошло в образцовом порядке — и ваша прислуга и наша

femmeотлично прислуживали. Позавтракали на славу — даже французы, видно, были очень довольны и едой и вином, на которое они здорово, не по-нашему, налегли. Потом в гостиной пили кофе — французы очень насчет ликеров старались, а мы — не очень. Еще шампанское туда-сюда, и то в меру — а к ликерам только один Володя оказался способен. К 3 1/2 часам французы уехали — и тогда началось самое веселое интересное. Герман — как всегда в таких случаях, всех вдохновлял. Он сел за рояль и такую музыку завел, что, в конце концов, не только молодые, но и Анна в пляс пустилась… И так было, пока и самому Г. захотелось плясать. Тогда уже меня засадили за рояль — я играл рондо, а Герман командовал не своим голосом над пляшущими. Но к 5 ч. пришлось спешно кончать, т. к. в 6 часов уходил поезд, а ехать на вокзал нужно было на метро: забастовка шоферов тогда еще продолжалась. Так-то мы отпраздновали Танину свадьбу. Все было отлично — только тебя не хватало. И это было вдвойне обидно, т. к. все было по твоей идее устроено. А так у нас ничего нового. Таня и Жорж уже вернулись и сегодня начали свою работу у Hachette. У А. теперь меньше работы, она свободнее и чаще ходит к мамаше. И я стараюсь бывать почаще, чтобы ей было меньше заметно твое отсутствие. А Соня к ней ходит ежедневно: приносит с собой вязанье и сидит подолгу. Обе Надежды производят самое лучшее впечатление. Они великолепно ухаживают за мамашей — прямо удивляешься их умению и выдержке. Мамаша тоже к ним, видно, привыкла и не жалуется. [5.03.1934].

Вскоре после этого радостного события, 13 марта, 88 лет от роду скончалась мать Шестова Анна Григорьевна. Шестов пишет Лизе, Льву и Саше:

Получил ваши письма. Понимаю, как вам трудно было, может быть, труднее, чем нам. Нас каждый день второй половины этой зимы уже подготовлял к тому, что неизбежно должно было наступить. С января мамаша начала хворать. Сначала у нее сделалось внутреннее кровоизлияние

и врачи почти тогда не надеялись, что ее удастся спасти. Но все-таки удалось. Она настолько оправилась, что начала ходить по комнате и даже раскладывала пасьянс. Но через несколько дней она снова слегла; начался сперва бронхит, а потом становилось все хуже и хуже — и, несмотря на то, что принимались все возможные меры, она с каждым днем ослабевала и уже чувствовалось, что роковой конец неизбежен. 13 марта к вечеру все кончилось. Фани не было в Париже — но ей все-таки удалось за день до кончины мамаши приехать: ее вызвали по телефону. Трудно все это было. Единственным нашим утешением было и остается до сих пор воспоминание, что мамаша была избавлена от тех ужасов, которые выпали на долю многих людей ее поколения — что до последних дней она не знала сама нужды и не видела у своих детей и внуков нужды, трудно себе даже представить, что было бы с ней, если бы случайно не сохранилась ей возможность жить, не прибегая к помощи детей, у которых самих ничего не было. А ведь сколько старых людей оказались в таком положении и как легко могло бы случиться, что и она бы оказалась в таком положении. Бог ее от этого избавил, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, я не знаю, как благодарить Бога за это.