Герцог Бовилье, его гувернер с того дня, как питомец из рук женщин перешел в его руки, скоро понял, какая борьба его ожидает. С помощью Фенелона, Флери и Моро — первого камердинера, человека, стоявшего много выше своего звания — гувернер начал преследовать один за другим пороки и постепенно их искоренять. С Божьей помощью Бовилье со славой исполнил свое дело, и в 20 лет герцог Бургундский был кротким, ласковым, человеколюбивым, скромным, терпеливым, смиренным, строгим к себе, сострадательным к окружающим.
У принца был один служитель по имени Гамаш, который позволял себе делать господину замечания. Во время похода во Фландрию, в котором герцог Бургундский исполнял роль главнокомандующего, в его свите состоял кавалер Сен-Жорж, служивший в качестве волонтера, и вместо того, чтобы оказывать должное почтение к королю без престола — в это время Сен-Жорж уже именовался Якобом III — герцог Бургундский обращался с ним крайне неуважительно, даже оскорбительно. Однажды Гамаш, подойдя к герцогу, заметил ему:
— Ваше Высочество! Вы, по-видимому, бились с кем-нибудь об заклад, что так будете обходиться с кавалером Сен-Жоржем! Если это так, то вы давно уже заклад выиграли, поэтому я советую вам впредь обращаться с ним получше!
В другой раз, устав от ребяческих шалостей, которыми герцог занимался во время военного совета, Гамаш сказал ему:
— Ваше высочество! Какие шалости вы ни выдумаете, при всех ваших способностях, при всем уме, которым вы одарены, ваш сын герцог Бретанский останется все-таки вашим учителем в этом деле!
А когда однажды герцог Бургундский задержался в церкви, в то время как французские войска уже вступили в сражение с неприятелем. Гамаш взял его за руку и сказал:
— Не знаю, ваше высочество, получите ли вы Царство Небесное, но что касается царства земного, то ваши противники, надо сказать, стараются много лучше!
Герцог Бургундский оставил «Правила», представляющиеся странными для человека его лет и того времени: «Короли сотворены для подданных, а не подданные для королей; короли должны наказывать, руководствуясь правосудием, поскольку они — стражи законов; короли должны награждать, так как награды являются их долгами, но никогда не должны давать подарки, поскольку, не имея ничего собственно им принадлежащего, они могут дарить лишь в ущерб народу».
Однажды герцогу захотелось купить для своих парадных комнат новую мебель, но, найдя ее слишком дорогой, он отказался от покупки. Один из придворных вздумал посмеяться над скупостью герцога.
— Милостивый государь! — ответил ему тот. — Народы могут быть обеспечены в необходимом только тогда, когда их государи отказывают себе в своих прихотях!
Со смертью герцога Бургундского титул дофина перешел к старшему из его сыновей, герцогу Бретанскому, но и ему он принес несчастье. 6 марта оба сына герцога Бургундского заболели. Король, почувствовавший, что рука Божья тяготеет над его домом, приказал немедленно их крестить и поименовать Луи. Старшему было 5 лет, младшему едва ли 2 года; 8 марта герцог Бретанский умер, и на той же погребальной колеснице свезли в Сен-Дени отца, мать и сына.
Маленький герцог Анжуйский, ставший впоследствии королем под именем Луи XV, еще питался грудью. Герцогиня Вантадур взяла его на свое попечение и при помощи женщин, взяв на себя всю ответственность, презрев все угрозы, защитила его от медиков, не позволяла ни пускать кровь, ни давать какие-нибудь лекарства. Кроме того, поскольку о смерти родителей носились самые зловещие слухи, то герцогиня Вантадур попросила у графини Верю противоядие, которое она получила от герцога Савойского и которое ее спасло в одном отчаянном случае. Этому противоядию, которое герцогиня давала принцу, приписывают сохранение его жизни. Когда Луи XIV узнал о смерти герцога Бретанского, он пришел к герцогу Беррийскому и, нежно поцеловав, сказал:
— Увы, сын мой! Теперь ты один остался у меня!
Но и этой последней своей опоры Луи XIV также вскоре лишился. 4 мая 1714 года после четырехдневной болезни, в которой врачи находили те же признаки, что и в болезнях герцога и герцогини Бургундской, на двадцать восьмом году жизни умер герцог Беррийский. Он был самым красивым, любезным и приветливым из трех сыновей дофина; его чистосердечие, раскованность и веселость ярко проявились в ответах, даваемых им герцогу и герцогине Ларошфуко, которые развлекались тем, что каждый день на него как-нибудь нападали. Однако природный ум не был развит знанием, и позднее, когда герцог осознал свое невежество, он стал очень робок и очень боялся сказать какую-нибудь глупость. Герцог был женат на старшей дочери герцога Орлеанского, которая во времена Регентства сыграла роль столь же важную, сколь и оригинальную.