Жизнь Людовика XIV

Луиза приехала в Париж спустя несколько дней после бракосочетания принцессы Генриетты, а так как она не блистала ни внешностью, ни именем, ни состоянием, ее присоединение ко двору произвело мало действия, за исключением графа де Гиша, который отобрал свое сердце у м-ль Шале и предложил м-ль де Лавальер. Однако, как мы уже говорили, она думала о короле.

Судьба уступила тайному желанию Луизы, и выбор принцессы Генриетты пал на нее. Как велика была радость девушки, когда она увидела внимание короля! С другой стороны, в этом юном, совершенно невинном сердце, неиспорченном уме было столько очарования, прелести и простоты, что притворная любовь короля перешла сначала в нежное сочувствие, а затем и в истинную любовь. Двое потеряли много от этой любви, которая вскоре перестала быть тайной — граф де Гиш и ее королевское высочество. Они скоро поняли друг друга, и между графом и принцессой родилась страсть, которая продолжалась всю их жизнь.

Возвратимся к королю. Чувство, которое он питал к м-ль де Лавальер, стало настоящим, и Луи XIV рядом с Луизой был почтительнее, чем с королевой. Так, во время грозы, король, укрывшись вместе с Луизой под деревом, почти два часа, пока продолжалось ненастье, стоял со шляпой в руке. Особенные подозрения в отношении этой любви возбуждало то, что король соблюдал предосторожности — он, например, перестал видеться с Луизой во время дневных прогулок герцогини и только во время вечерних подходил к ее коляске.

Чтобы выразить вполне свои чувства король начал писать стихи; стихи Карла IX остаются до сих пор образцами прелести и вкуса, и мы предоставляем читателю судить о творчестве Луи XIV.

В одно прекрасное утро возлюбленная короля получила букет со следующим мадригалом:

Allez voir eel objet si charmant et si doux,

AHez, petites fleurs, mourir pour cotte belle;

Mille amante voudraient bien en faire autant pour elle,

Qui n'en auront jamais le plaisir comme yous.

To есть:

Цветочки милые, к красавице идите

И на груди ее вы сладостно умрите;

Как многие из нас пожертвовали ей,

Когда б могли, как вы, всей жизнию своей.

Эти первые пробы понравились Луи XIV. При своем могуществе он, видимо, решил, что стоит захотеть, он станет поэтом, и за первым мадригалом последовали другие. А уже на второй он получил ответ на том же языке поэзии:

Je lessens un plaisir extreme

De penser a vous nuit et jour;

Je vis plus en vous, qu'en moi-meme,

Mon seul soin est de vous faire ma cour;

Les plaisirs, sans ce que Ion aime,

Sont autant de larcins, que Ion fait a l'amour.

To есть:

Мое верховное блаженство составляет

И день и ночь о вас единственно мечтать;

Живу я не собой, меня одушевляет

Одна забота — вам отраду доставлять;

Те удовольствия, которые вкушают

Без друга, у любви покражу составляют.

Трудно сказать, чем бы закончилась эта поэтическая переписка, если бы не одно довольно любопытное обстоятельство. Луи XIV находил свои стихи превосходными и, по всей вероятности, м-ль де Лавальер была с ним одного мнения, но для самолюбия поэта этого было недостаточно. Однажды утром, сочинив новый мадригал, король остановил маршала Граммона и, уведя его к окну, сказал:

— Маршал! Я хочу показать вам стихи.

— Стихи? — очень удивился маршал. — Мне?

— Да, вам. Я желаю знать ваше мнение.

— Извольте, государь, — и маршал нахмурился, поскольку не слишком любил поэзию.

Король или действительно не заметил настроения Граммона, или притворился, и прочитал следующее:

Qui les saura, mes secretes amours?..

Je me ris des soup ?ons, je me ris des discours.

Quoique Ion parle, et que Ion cause,

Nul ne saura mes secretes amours,

Que celle qui les cause.

To есть:

Никто моей любви таинственной не знает;

Догадки же меня смешат и потешают;

Кто что ни говорит и кто что ни болтает,

Никто моей любви таинственной не знает;

Одна лишь знает та, кто мне ее внушает.

— Ба! — выразил свое отношение маршал Граммон. — Однако кто мог написать подобные стихи?