Но если «рабочие не имеют отечества», зачем требовать самоопределения маленьких народов? Поскольку социализм требует, по словам самого Ленина, международного единства и уничтожения существующих национальных границ, зачем создавать новые препятствия на пути к единству? Выступив 1 ноября 1914 г. в пользу создания «Соединенных Штатов Европы» на развалинах Германской, Австро-Венгерской и Российской империй111, Ленин позже передумал, вернее, как это ни странно, позволил себя переубедить Карлу Ра-деку (впоследствии советскому специалисту по международным вопросам) и Инессе Арманд, и 23 августа 1915 г. снял лозунг о Соединенных Штатах Европы, объявив его неправильным «Лозунг,— писал Ленин,— неуязвим, как политический лозунг». Но «с точки зрения экономических условий империализма... Соединенные Штаты Европы, при капитализме, либо невозможны, либо реакционны». Ленин выдвинул новый лозунг: «Соединенные Штаты мира»112 113.
Какой же смысл тогда требовать освобождения колоний или самоопределения маленьких наций? Как мог Ленин защищать в одно и то же время самый широкий интернационализм и самый узкий национализм? Товарищи Ленина, в частности Николай Бухарин, возражали.
Бухарину, которому суждено было стать выдающимся и популярным советским вождем, было всего двадцать семь лет в 1915 г., когда он выступил против Ленина по вопросу о самоопределении. Бухарин любил Ленина, но не был слеп. В октябре 1916 г., накануне отъезда в США, где он пробыл до мая 1917 г. (в 1917 г. он вернулся в Россию через Японию), Бухарин написал Ленину письмо, прося об одном: если Ленин хочет продолжать полемику, то пусть ведет ее в таком тоне, который не вынудил бы Бухарина пойти на полный разрыв,— Бухарину было бы, как он пишет, невыносимо больно, если бы совместная работа оказалась невозможной и в будущем, при всем том уважении и любви, которые он питал к Ленину как к своему революционному вождю
С течением войны нервы Ленина становились все более напряжены. Его раздражение усугублялось тяжелыми материальными условиями. «О себе лично,— пишет он Шляпникову осенью 1916 г.,— скажу, что заработок нужен. Иначе прямо околевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем». Мать Ленина, получавшая от правительства щедрую пенсию (1200 зол. рублей в год) и посылавшая часть денег мя-тежнику-сыну в Сибирь и в Европу, уже три месяца как умерла. Отсюда нужда Ленина. Указывая своему корреспонденту на необходимость «вытащить силком деньги» у издателей, Ленин с горечью заключает: «Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне». (Тринадцать месяцев спустя он стал главою советского правительства.) В том же письме Ленин жалуется на отсутствие контакта с движением в России: «Самое больное место теперь: слабость связи между нами и руководящими рабочими в России!! Никакой переписки!!... Так нельзя»
Соратники Ленина не решались высказывать свои сомнения: они принимали во внимание душевное напряжение Ленина и боялись навлечь на себя его гнев. Однако норвежская группа большевиков, включавшая Бухарина и Пятакова, отвергла тезисы Ленина. В своем манифесте Бухарин и Пятаков обрушились на лозунг самоопределения наций, называя его
Отповедь Ленина была и впрямь грубой: Бухарин и Пятаков скатились в болото, их идеи не имеют ничего общего ни с марксизмом, ни с революционной социал-демократией, Валдая их фраза неправильна.
А. Г. Шляг.никсч написал Ленину, осторожно порицая его за неуживчивость и бестактность по отношению к группе Бухарина. Ленин оставался непреклонен лично. По существу, однако, позиция его была умеренной. Он понимал, что теоретическая схватка с Бухариным — отравленный дротик старшего бойца против сверкающего меча младшего — не приведут ни к чему. Поэтому он решил предоставить небо птицам, а сам занял позицию, которую обычно называли «реформизмом». Он стал утверждать, что не только право наций на самоопределение, но и все основные требования политической демократии достижимы при империализме, но не полностью, а лишь частично, и как редкое исключение. Это утверждение содержало прикрытую противоречием уступку: «все требования» достижимы «как редкое исключение». Мы должны требовать освобождения угнетенных народов, говорил Ленин, не в общих, туманных фразах, не откладывая вопроса до установления социализма.