«Затем, не меньше, чем теоретической подготовленностью, В. И. поразил нас также политической зрелостью и, я бы сказал, трезвостью мысли. Это последнее свойство его ума особенно резко подчеркивается его принципиальной прямолинейностью и неуступчивостью, доходящими до «твердокаменности», как со временем стали говорить. Будучи очень твердым в установлении общей принципиальной линии, он сравнительно очень эластичным проявлял себя в вопросах повседневной тактики, не проявляя в таких случаях излишнего ригоризма. Помню, с какой горячностью он отстаивал от наших нападок свой взгляд на террор, как на метод политической борьбы… он излагал еретическую, с нашей точки зрения, мысль в том смысле, что принципиально соц. — демократия не отрицает террора, как метода борьбы. Главное — это цель, а каждый метод борьбы, в том числе и террор, может быть хорош или плох в зависимости от того, содействует ли он при данных условиях достижению цели или, наоборот, отклоняет от нее. Нам, воспитанным на статьях Плеханова, резко критиковавших программу и тактику народовольцев, поставивших во главе угла террор… такие мысли казались еретичными. Не помню уже, на чем состоялось примирение, но В. И., во всяком случае, и впредь остался таким. Обладая стойкостью и прозорливостью истинного вождя, он мог позволить себе роскошь быть до некоторой степени оппортунистичным в вопросах о методах борьбы, так как он знал всегда, до каких пределов в этих случаях можно идти и с какого момента вопросы тактики начинают затрагивать уже чисто программные вопросы, по отношению к которым требуется полнейшая неуступчивость… Таковым, я полагаю, В. И. остался до последних дней своей жизни».
(Воспоминания Старкова, напечатанные впервые в московском журнале «Красная новь» за ноябрь 1925 г., были переизданы в третьем томе «Воспоминаний о Владимире Ильиче Ленине»{20} без вышеприведенного абзаца.)
Ленин, таким образом, оставил свою первую зарубку на истории русского революционного движения. Усидчивый и начитанный, он умел веско и язвительно спорить. Он был уверенным бойцом, придавая преобладающее значение политическому методу.
Перед тем, как уехать из Самары, Ленин напечатал за свой счет или за счет матери 200–250 анкет с многочисленными вопросами, на которые должны были ответить крестьяне Поволжья. Провести опрос он поручил А. А. Преображенскому, идеалисту, основавшему сельскохозяйственную коммуну в Самарском уезде. Результаты опроса были присланы ему в Петербург, и он погрузился так глубоко в экономические и статистические исследования, что совсем запустил свою службу у петербургского присяжного поверенного М. Ф. Фолькенштейна.
Весною 1894 г. Ленин написал снабженную статистическими таблицами статью в добрых тридцать тысяч слов. Издателя на нее не нашлось до самого 1927 г. Вторая статья, еще длиннее первой, на тему о рынках, написанная осенью 1893 г., циркулировала среди петербургских марксистов, но напечатана не была. Она затерялась и увидела свет только в 1937 г. Ничто не могло остановить двадцатитрехлетнего Ленина. С 1893 г. и до весны 1923 г., когда отвердение мозговых артерий отняло у него язык и остановило его перо, Ленин написал приблизительно десять миллионов слов. Все они собраны в русских изданиях сочинений Ленина. В них детально отразился их автор — человек с железной волей, подавляющей самодисциплиной, презрением к противникам и препятствиям, холодной решительностью ревнителя веры, энергией фанатика и умением убедить или запугать более слабых своей целеустремленностью, поразительной интенсивностью своей деятельности, безличным подходом, личным самопожертвованием, политической проницательностью и полным убеждением в том, что ему известна абсолютная истина. Его история стала историей большевистского движения. В то время, как колебавшиеся отступали под давлением трудностей, он продолжал свой увенчавшийся успехом путь и установил коммунизм в России. Что было полемикой единого изгнанника, стало политикой великой державы.
Среди петербургских марксистов, прочитавших объемистую тетрадку Ленина о рынках, была Надежда Константиновна Крупская (р. 1869 г.). Вспоминая впечатление, оказанное на нее работой Ленина, более тридцати лет спустя она написала: «…Чувствовался во всем подходе именно живой марксизм, берущий явления в их конкретной обстановке. Хотелось поближе познакомиться с этим приезжим, узнать поближе его взгляды».
Эта высокая, бледная, серьезная учительница, с волосами, собранными в узел на затылке, впервые встретилась с Лениным на масленичной вечеринке, где марксисты ели блины, обсуждая будущее России. Кто-то сказал, что важна работа в комитете грамотности. «Владимир Ильич засмеялся, — пишет Крупская в воспоминаниях, — и как-то сухо и зло звучал его смех — я потом никогда не слыхала у него такого смеха».
«Ну, что ж, — сказал он, — кто хочет спасать отечество в комитете грамотности, что ж, мы не мешаем». Она поняла его — он предпочитал более сильные методы.
Через четыре года эти два марксиста сочетались браком.