Жизнь Клима Самгина

Клим чувствовал себя нехорошо, смятенно; раскрашенная река напоминала ему гибель Бориса, в памяти назойливо звучало: «Был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» Ему очень хотелось сказать Лидии что-нибудь значительное и приятное, он уже несколько раз пробовал сделать это, но все-таки не удалось вывести девушку из глубокой задумчивости. Черные глаза ее неотрывно смотрели на реку, на багровые тучи. Клим почему-то вспомнил легенду, рассказанную ему Макаровым.

— Ты знаешь, — спросил он, — Климент Александрийский утверждал, что ангелы, нисходя с небес, имели романы с дочерями человеческими.

Не отводя взгляда из дали, Лидия сказала равнодушно и тихо:

— Комплимент святого недорого стоит, я думаю… Ее равнодушие смутило Клима, он замолчал, размышляя: почему эта некрасивая, капризная девушка так часто смущает его? Только она и смущала.

Внезапно явился Макаров, в отрепанной шинели, в фуражке, сдвинутой на затылок, в стоптанных сапогах. Он имел вид человека, который только что убежал откуда-то, очень устал и теперь ему все равно.

«Надеется на свою дерзкую рожу», — подумал Клим. Молча сунув руку товарищу, он помотал ею в воздухе и неожиданно, но не смешно отдал Лидии честь, по-солдатски приложив пальцы к фуражке. Закурил папиросу, потом спросил Лидию, мотнув головою на пожар заката:

— Красиво?

— Обычно, — ответила она, встала и пошла прочь, сказав:

— Я иду к Алине…

Пружинной походкой своей она отошла шагов двадцать. Макаров негромко проговорил:

— Какая тоненькая. Игла. Странная фамилия — Варавка…

Вдруг Лидия круто повернулась и снова села на скамью, рядом с Климом.

— Раздумала.

Макаров поправил фуражку, усмехнулся, согнул спину. И тотчас началось нечто, очень тягостно изумившее Клима: Макаров и Лидия заговорили так, как будто они сильно поссорились друг с другом и рады случаю поссориться еще раз. Смотрели они друг на друга сердито, говорили, не скрывая намерения задеть, обидеть.

— Красивое — это то, что мне нравится, — заносчиво говорила Лида, а Макаров насмешливо возражал:

— Да — что вы? Не мало ли этого?

— Вполне достаточно для того, чтоб быть красивым. Сидя между ними, Клим сказал:

— Спенсер определяет красоту…

Но его не услышали. Перебивая друг друга, они толкали его. Макаров, сняв фуражку, дважды больно ударил козырьком ее по колену Клима. Двуцветные, вихрастые волосы его вздыбились и придали горбоносому лицу незнакомое Климу, почти хищное выражение. Лида, дергая рукав шинели Клима, оскаливала зубы нехорошей усмешкой. У нее на щеках вспыхнули красные пятна, уши стали яркокрасными, руки дрожали. Клим еще никогда не видел ее такой злой.

Он чувствовал себя в унизительном положении человека, с которым не считаются. Несколько раз хотел встать и уйти, но сидел, удивленно слушая Лидию. Она не любила читать книги, — откуда она знает то, о чем говорит? Она вообще была малоречива, избегала споров и только с пышной красавицей Алиной Телепневой да с Любой Сомовой беседовала часами, рассказывая им — вполголоса и брезгливо морщась — о чем-то, должно быть, таинственном. К гимназистам она относилась тоже брезгливо и не скрывала этого. Климу казалось, что она считает себя старше сверстников своих лет на десять. А вот с Макаровым, который, по мнению Клима, держался с нею нагло, она спорит с раздражением, близким ярости, как спорят с человеком, которого необходимо одолеть и унизить.

— Пора домой, Лида, — сказал он, сердито напоминая о себе.

Лидия тотчас встала, воинственно выпрямилась.

— Вы неудачно оригинальничаете, Макаров, — проговорила она торопливо, но как будто мягче.

Макаров тоже встал, поклонился и отвел руку с фуражкой в сторону, как это делают плохие актеры, играя французских маркизов.

В ответ ему девушка пошевелила бровями и быстро пошла прочь, взяв Клима под руку.

— Отчего ты так рассердилась? — спросил он; поправляя волосы, закрывшие ухо ее, она сказала возмущенно:

— Терпеть не могу таких… как это? Нигилистов. Рисуется, курит… Волосы — пестрые, а нос кривой… Говорят, он очень грязный мальчишка?

Но, не ожидая ответа, она тотчас же отметила достоинства осужденного ею:

— На коньках он катается великолепно. После этой сцены Клим почувствовал нечто близкое уважению к девушке, к ее уму, неожиданно открытому им. Чувство это усиливали толчки недоверия Лидии, небрежности, с которой она слушала его. Иногда он опасливо думал, что Лидия может на чем-то поймать, как-то разоблачить его. Он давно уже замечал, что сверстники опаснее взрослых, они хитрее, недоверчивей, тогда как самомнение взрослых необъяснимо связано с простодушием.