Начал он свою речь для того, чтоб заткнуть рот просвещенной девицы, но быстро убедился, что он репетирует, и удачно. Убедило его в этом напряженное внимание Фроленкова и Денисова, кумовья сидели не шевелясь, застыв в неподвижности до того, что Фроленков, держа в одной руке чайную ложку с медом, а другой придерживая стакан, не решался отправить ложку в рот, мед таял и капал на скатерть, а когда безмолвная супруга что-то прошептала ему, он, в ответ ей, сердито оскалил зубы. Денисов сидел отвалясь на спинку стула, выкатив глаза, положив тяжелую руку на круглое плечо дочери, и вздыхал, посапывая. Внимание, так наглядно выраженное крупными жителями маленького, затерянного в болотах города, возбуждало красноречие и чем-то обнадеживало Клима Ивановича, наблюдая за ними, он попутно напомнил себе, что таких - миллионы, и продолжал говорить более смело, твердо.
- Прибавьте к этому, что у нас возможно нечто фантастическое, уродливое, недопустимое в Европе. Я имею в виду Распутина. Вероятно, половину всего, что говорится о его влиянии на царицу, царя, - половина этого - выдумки, сплетни. Но все же остается факт: в семье царя играет какую-то роль... темный человек, малограмотный, продажный. Вы слышали вчера проповедника, которого я знал юношей, когда он был столяром. Это человек... жалкий, человек, так сказать, засоренного ума. Но он - честный, искренно верующий в бога, возлюбивший людей. Распутин, по всей видимости, не таков.
Фроленков больше не мог молчать, он сунул ложку в стакан, схватив рукой бороду у подбородка, покачнулся, под ним заскрипел стул.
- Ведь вот ведь как правда-то звенит!..
- Что же делать-то? - прискорбно спросил Денисов. - Ах ты, господи...
- Надобно расширить круг внимания к жизни, - докторально посоветовал Клим Иванович. - Вы, жители многочисленных губерний, уездов, промысловых сел, вы - настоящая Русь... подлинные хозяева ее, вы - сила, вас миллионы. Не миллионеры, не чиновники, а именно вы должны бы править страной, вы, демократия... Вы должны посылать в Думу не Ногайцевых, вам самим надобно идти в нее.
- А - дела-то? Дела-то - как? - ноющим тоном спросил Фроленков.
- В делах - стеснение! - угрюмо зарычал Денисов. - Война эта... Покою нет! Дела спокоя требуют.
- Да, вот-мужики там, в кухне,-вспомнил Фроленков.
- Да пошли ты их к чортовой матери, - мрачно зарычал Денисов. - Пускай на постоялый идут. Завтра, скажи, завтра поговорим! Вы, Клим Иванович, предоставьте нам все это. Мы Ногайцеву скажем... напишем. Пустяковое дело. Вы - не беспокойтесь. Мужика мы насквозь знаем!
Фроленков послал к мужикам жену, а сам встал и, выходя в соседнюю комнату, позвал:
- Кум, поди-ко сюда!
Воспользовавшись уходом отцов, девица Софья тотчас спросила:
- Вы читали книгу Родионова "Наше преступление"?
- Нет, - сухо сказал Самгин.
Ей было жарко. Сильно подрумяненная теплом и чаем, она обмахивала толстенькое личико платком в кружевах, - пухлая ручка мелькала в глазах Самгина.
"Горничная", - определил он, а девица говорила бойко и торопясь:
- Замечательная. Он - земский начальник в Боровичах. Он так страшно описал своих мужиков, что профессор Пыльников - он тоже из Боровичей сказал: "Все это - верно, но Родионов уже хочет восстановить крепостное право". Скажите: крепостное право нельзя уже возобновить?
- А - вам хочется, чтоб восстановили?
- Я не понимаю политики, не люблю. Но надо же что-нибудь делать с мужиками, если они такие... Выглянув из двери, Фроленков спросил:
- В стуколку не играете?
- Нет.
- А в рамс?
- Кажется - могу.
- Тогда - пожалуйте! До ужина схватимся, поиграем.
Клим Иванович был удовлетворен своим выступлением, кумовья все больше нравились ему, он охотно сел играть, играл счастливо, выиграл 83 рубля, и, когда прятал деньги, - у него даже мелькнуло подозрение:
"Точно взятку дали. Впрочем - за что? Я иногда бываю несправедлив к людям".
Потом сытно ужинали, крепко выпили. Самгин лег спать не помня себя и был разбужен Денисовым около полудня.
- Надо вставать, а то не поспеете к поезду, - предупредил он. - А то может, поживете еще денечек с нами? Очень вы человек-по душе нам! На ужин мы бы собрали кое-кого, человек пяток-десяток, для разговора, ась?
Самгин сказал, что он тоже очень рад знакомству с такими почтенными людями, но остаться не может, надобно ехать в Ригу.
- Все по военным делам? Э-эх, война, война.
Часа три до Боровичей он качался в удобном, на мягких рессорах, тарантасе, в Боровичи попал как раз к поезду, а в Новгороде повторилось, но еще более сгущенно, испытанное им.
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок, на свободном пространстве поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.
- А тут еще беженцы из Польши толкутся... "Знает, что говорит члену Союза городов", - отметил Самгин и спросил: