Жизнь Клима Самгина (Часть 4)

- В торговле немец вражду не показывает, в торговле он - аккуратный.

- Экой ты, кум, несуразный! - возражал Фроленков, наполняя рюмки светложелтой настойкой медового запаха. - Тебе все бы торговать! Ты весь город продать готов...

- Города - не продаются, - угрюмо откликнулся Денисов, а дочь его доказывала Самгину, что Генрик Сенкевич историчен более, чем Дюма-отец.

После двух рюмок золотистой настойки Клим Иванович почувствовал, что у него отяжелел язык, ноги как будто отнялись, не двигаются.

"Как же я встану и пойду?" - соображал он, слушая настойчивый голосок:

- Дюма совершенно игнорирует пейзаж... Денисов глухо кричал:

- Сказано: "Не убей!"

- Кем сказано? - весело спрашивал Фроленков. - Ведь - вот он, вопрос-от, - кем сказано?

- Богом!

- Он - разнородно говорил. Он Исусу-то Навину иначе сказал: "Бей, я солнце в небе задержу".

- Ни-че-го подобного бог не говорил!

- Задержу солнце, чтоб тебе видно было - кого бить!

- Вы, крестный, путаете, - убеждала Софья. Затем все померкло, растаяло, исчезло. К сознательному бытию Клим Иванович Самгин возвратился разбуженный режущей болью в животе, можно было думать, что в кишках двигается и скрежещет битое стекло. Он лежал на мягчайшей, жаркой перине, утопая в ней, как в тесте, за окном сияло солнце, богато освещая деревья, украшенные инеем, а дом был наполнен непоколебимой тишиной, кроме боли - не слышно было ничего. Самгин застонал, - кроме боли, он испытывал еще и конфуз. Тотчас же в стене лопнули обои, отлетел в сторону квадратный их кусок, обнаружилась дверь, в комнату влез Денисов, сказал:

- Ага! - и этим положил начало нового трудного дня. Он проводил гостя в клозет, который имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался водой из бака. Рядом с этим учреждением оказалось не менее культурное ванна, и вода в ней уже была заботливо согрета.

Большой, тяжелый человек оказался очень ловким, быстро наполнил ванну водою, принес простыни, полотенца, нижнее белье, попутно сообщил, что:

- Морозец ударил на одиннадцать градусов, слава богу!

И даже попытался успокоить сконфуженного гостя:

- Это - медовуха действует. Ешь - сколько хочешь, она как метлой чистит. Немцы больше четырех рюмок не поднимают ее, балдеют. Вообще медовуха - укрощает. Секрет жены, он у нее в роду лет сотню держится, а то и больше. Даже и я не знаю, в чем тут дело, кроме крепости, а крепость - не так уж велика, 65-70 градусов.

Когда Самгин вышел к чаю - у самовара оказался только один городской голова в синей рубахе, в рыжем шерстяном жилете, в широчайших шароварах черного сукна и в меховых туфлях. Красное лицо его, налитое жиром, не очень украшала жидкая серая борода, на шишковатом черепе волосы, тоже серые, росли скупо. Маленькие опухшие желтые глазки сияли благодушно.

- Ваши еще спят? - спросил Самгин.

- Мои-то? Не-ет, теперь ведь время позднее, одиннадцать скоро. Дочь на лепетицию ушла, тут любители театра имеются, жена исправника командует. А мать где-нибудь дома, на той половине.

- Не представляю, как я с расстроенным желудком поеду в это село, прискорбно сказал Самгин.

- А - и не надо ехать! Кум правильно сообразил: устали вы, куда вам ехать? Он лошадь послал за уполномоченными, к вечеру явятся. А вам бы пришлось ехать часов в шесть утра. Вы - как желаете: у меня останетесь или к Фроленкову перейдете?

Состояние желудка не позволяло Самгину путешествовать, он сказал, что предпочел бы остаться.

- Сделайте одолжение! За честь сочту, - с радостью откликнулся Денисов и даже, привстав со стула, поклонился гостю. А после этого начал:

- Непонятна некоторым нам здесь причина войны. Конечно, это - как вы вчерась говорили - немцы, русских не любят, да - ведь какие немцы-то? Торговцу, особенно оптовому, крупному... ведь ему это не надобно - любить. Ведь - извините наше понимание - торговец любит торговлю, фабрикант фабрикацию. Кум Фроленков суда строить любит. У него вот имеется мысль построить баржу для мелкой воды, такую, чтоб она скользила по воде, не оседая в нее, - понимаете? Каждый должен любить свое дело... Да. Вот я, например, торгую гусем. Гусь мой живет - кормится у минчуков, у литваков, это - к немцам близко.

Говорил он с паузами, в паузах надувал щеки и, оттопыривая губы, шипел, выпускал длинную струю воздуха.

- Изжога мучает, - объяснил он шипение. Тяжелый, бесцветный голос его звучал напряженно, и казалось, что глава города надеется не на смысл слов, а только на силу голоса. - У нас тут говорят, что намерение царя возместить немцам за ихнюю помеху в турецкой войне. Будто в ту пору дедушка его протянул руку, чтобы Константинополь взять, а немцы - не дали. Англичане тогда заодно с немцами были, а теперь вот против и царю сказано: бери Константинополь, мы - не против этого, только - немцев побей. И французы - тоже, французы - они уж прямо: что хошь бери, да - избавь от немцев...

Слушать Денисова было скучно, и Клим Иванович Самгин, изнывая, нетерпеливо ждал чего-то, что остановило бы тугую, тяжелую речь. Дом наполнен был непоколебимой, теплой тишиной, лишь однажды где-то красноречиво прозвучал голос женщины: