Жизнь Клима Самгина (Часть 2)

- Откуда он знает? - сердито спросил Клим. - Врет, конечно...

Дмитрий шагнул к столу, отломил корку хлеба, положил ее в рот и забормотал:

- Нет, он знает. Он мне показывал копию секретного рапорта адмирала Чухнина, адмирал сообщает, что Севастополь - очаг политической пропаганды и что намерение разместить там запасных по обывательским квартирам намерение несчастное, а может быть, и злоумышленное. Когда царю показали рапорт, он произнес только:

"Трудно поверить".

Клим промолчал, разглядывая красное от холода лицо брата. Сегодня Дмитрий казался более коренастым и еще более обыденным человеком. Говорил он вяло и как бы не то, о чем думал. Глаза его смотрели рассеянно, и он, видимо, не знал, куда девать руки, совал их в карманы, закидывал за голову, поглаживал бока, наконец широко развел их, говоря с недоумением:

- Странная фигура этот царь, а? О его равнодушии к судьбе страны, о безволии так много...

- И - неверно говорят, - сказал Клим. - Неверно, - упрямо повторил он. - Вспомни, как он, на-днях, оборвал черниговских земцев.

- Это - по личному вопросу, так сказать, - заметил Дмитрий.

- Но, если хочешь, я представляю, почему он... имел бы основание быть равнодушным, - продолжал Самгин с неожиданной запальчивостью, - она даже несколько смутила его. - Равнодушным, как человек, которому с детства внушали, что он - существо исключительное, - сказал он, чувствуя себя близко к мысли очень для него ценной. - Понимаешь? Исключительное существо. Согласись, что человеку, воспитанному в убеждении неограниченности его воли, - трудно помириться с требованиями ее ограничения. А он встретился с этим тотчас же, как только вступил на престол-Дмитрий поднял брови, улыбнулся, от улыбки борода его стала шире, он погладил ее, посмотрел в потолок и пробормотал:

- Ну, да, но - тут не все верно... Не обращая внимания на его слова, Самгин догонял свою мысль.

- Он видит себя окруженным бездарностями, трусами, авантюристами, микроцефалами вроде Витте...

- Однако Витте...

- Победоносцева, - вообще карикатурно жуткими рожами. Видит народ, который кричит ему ура, а затем - разрушает хозяйство страны, и губернаторам приходится пороть этот народ. Видит студентов на коленях пред его дворцом, недавно этих студентов сдавали в солдаты; он" знает, что из среды студенчества рекрутируется большинство революционеров. Ему известно, что десятки тысяч рабочих ходили кричать ура пред памятником его деда и что в России основана социалистическая, рабочая партия и цель этой партии - не только уничтожение самодержавия, - чего хотят и все другие, - а уничтожение классового строя. Все это - не объясняется, а... как-то уравновешивается в душе...

Самгин не отдавал себе отчета - обвиняет он или защищает? Он чувствовал, что речь его очень рискованна, и видел: брат смотрит на него слишком пристально. Тогда, помолчав немного, он сказал задумчиво:

- Из этого равновесия противоречивых явлений может возникнуть полное равнодушие... к жизни. И даже презрение к людям.

Тут он понял, что говорил не о царе, а - о себе. Он был уверен, что Дмитрий не мог догадаться об этом, но все-таки почувствовал себя неприятно и замолчал, думая:

"Если б я был здоров, я бы не говорил с ним так".

- Н-да, вот как ты, - неопределенно выговорил Дмитрий, дергая пуговицу пиджака и оглядываясь. - Трудное время, брат! Все заостряется, толкает на крайности. А с другой стороны, растет промышленность, страна заметно крепнет... европеизируется.

Сказав это невнятно, как человек, у которого болят зубы, Дмитрий спросил:

- Чаю бы выпить, а?

- Закажи.

- Идиотская штука эта война, - вздохнул Дмитрий, нажимая кнопку звонка. - Самая несчастная из всех наших войн...

Самгин не слушал, углубленно рассматривая свою речь. Да, он говорил о себе и как будто стал яснее для себя после этого. Брат - мешал, неприютно мотался в комнате, ворчливо недоумевая:

- Странно все. Появились какие-то люди... оригинального умонастроения. Недавно показали мне поэта - здоровеннейший парень! Ест так много, как будто извечно голоден и не верит, что способен насытиться. Читал стихи про Иуду, прославил предателя героем. А кажется, не без таланта. Другое стихотворение - интересно.

Дмитрий вскинул стриженую голову и, глядя в потолок, прочитал:

Сатана играет с богом в карты,

Короли и дамы - это мы.

В божьих ручках - простенькие карты,

Козыри же - в лапах князя тьмы.

- Вот как... Интересно! - Дмитрий усмехнулся. В течение недели он приходил аккуратно, как на службу, дважды в день - утром и вечером - и с каждым днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, мало подвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать в Минск.

- Маленькое дельце есть, возвращусь дня через три, - объяснил он, усмехаясь и не то - гордясь, что есть дельце, не то - довольный тем, что оно маленькое. - Я просил Туробоева заходить к тебе, пока ты здесь.

- Напрасно, - сказал Самгин.