Жизнь холостяка

Эти разговоры, страшные для доброй Агаты, укрепляли сложившееся у нее издавна мнение о Жозефе и Филиппе. Факты, казалось, подтверждали правоту этой женщины, так и оставшейся провинциалкой: не стал ли в конце концов Филипп, ее любимый сын, великим человеком, гордостью семьи? В ошибках его юности она видела заблуждения гения. Жозеф не производил на нее впечатления своими работами, так как она слишком долго наблюдала их в зачаточном виде, чтобы восхищаться ими по их окончании; в 1828 году, казалось ей, он подвинулся не дальше, чем был в 1816 году. Бедный Жозеф занимал деньги, он сгибался под тяжестью своих долгов, он выбрал неблагодарное занятие, которое ничего не давало. Словом, Агата не понимала, почему наградили Жозефа. Филипп, ставший графом, Филипп, достаточно сильный характером, чтобы больше не предаваться игре, Филипп, приглашаемый на празднества к герцогине Беррийской, этот блестящий подполковник, проходивший на смотрах или в торжественных шествиях в великолепном парадном мундире, украшенном двумя красными орденскими лентами, воплощал материнские мечты Агаты. Ужасное воспоминание — любимый сын, некогда представший перед нею нищим бродягой на Школьной набережной, — стерлось в памяти Агаты в день общественного празднества, когда Филипп прошел мимо матери по той набережной — впереди наследника престола — в каске с султаном, сверкая золотым шитьем отороченного мехом доломана. Став для художника чем-то вроде преданной сестры милосердия, Агата чувствовала себя матерью только по отношению к отважному адъютанту его королевского высочества наследника престола! Гордясь Филиппом, она уже почти готова была объяснить его заботами и свою обеспеченность, забыв, что лотерейное бюро, которое давало ей средства к существованию, получено ею благодаря Жозефу.

Однажды Агата увидела, что бедный художник терзался из-за итогового счета торговца красками, и, по-прежнему враждебно относясь к искусству, все же захотела освободить сына от долгов. Бедная женщина вела дом на доходы со своего бюро и остерегалась попросить хотя бы грош у Жозефа. Денег у нее не было, но она рассчитывала на доброе сердце и кошелек Филиппа. Три года со дня на день она ожидала своего сына, она мысленно видела, как он приносит ей огромную сумму, предвкушала ту радость, с какой она вручила бы эти деньги Жозефу, который, как и Дерош, не изменял своего мнения о Филиппе.

Без ведома Жозефа Агата написала Филиппу следующее письмо:

«Господину графу де Брамбуру.

Мой дорогой Филипп, за пять лет ты ни разу не вспомнил о своей матери. Это нехорошо. Тебе следовало бы хоть иногда вспомнить прошлое, хотя бы из-за своего превосходного брата. Теперь Жозеф нуждается, тогда как ты живешь в полном довольстве; он работает, а ты порхаешь с праздника на праздник. Ты один владеешь всем состоянием своего дяди. Словом, у тебя, по словам молодого Борниша, двести тысяч ливров дохода. Приходи же повидать Жозефа! А когда будешь у нас, положи в череп двадцать ассигнаций по тысяче франков. Ты нам их должен, Филипп; несмотря на это, твой брат будет считать себя обязанным тебе, не говоря уже о том, как будет рада твоя мать —

Агата Бридо, урожденная Руже».

Два дня спустя служанка подала в мастерскую, где бедная Агата завтракала с Жозефом, следующее ужасное письмо:

«Дорогая маменька, когда женятся на мадемуазель Амелии де Суланж, то ей не преподносят ореховую скорлупу, раз под именем графа Брамбура стоит еще имя Вашего сына

Филиппа Бридо».