На другой день Степанида приволокла целую охапку лопат и мотыг. Андрей каждую покрутил, повертел оценивая объем работы.
– Вечером приходи, заберешь.
– Вечером то не досуг будет. Лучше я завтра днем прибегу.
– Ну как знаешь.
Андрей вынес на крыльцо напильники, бруски, топор, молоток, нож, приладил на себя фартук и уселся на ступеньку крыльца. Заскрежетал напильник по металлу. Сталь была мягкая и легко поддавалась напильнику. Через какой-то час все лопаты и мотыги сверкали наточенными лезвиями. Одна из мотыг болталась на черенке – « Не дело. Надо загвоздку забить.»
– Лешка! – позвал он сына, – принеси мне из упечи большой нож, да сбегай к поленнице, выбери поленце потоньше, да поровней.
Мальчонка принес отцу нож и побежал к поленнице, поковырялся там.
– Тятя! Такое? – подняв над головой полено – спросил отца.
– Неси – подойдет.
Андрей отколол топором от полена щепку и выстрогал ножом из неё клинышек, который одним ударом молотка забил в ручку мотыги. «Ну вот теперь хорошо держаться будет.»
Андрей скрутил козью ножку – закурил. Запах махорки щекотал ноздри, заполнял все вокруг. Покурив, притушил окурок в консервной банке с водой и снова позвал сына:
– Лешка! Поди сюда. – Мальчишка прискакал мигом. – Чево, тятя?
– А слетай-ка ты к тете Наташе и тете Нюре – пусть и они свой инвентарь приносят.
Алешка умчался и вскоре вернулся.
– Тетя Нюра сейчас принесет, а тетя Наташа сказала завтра.
Наутро за своими лопатами и мотыгами пришла Степанида. Осмотрела остро наточенный инструмент.
– Ой, да ты и рукоятки то закрепил. Вот хорошо то. А то тяпки болтались – гляди того соскочат. Андрей, а пилу наточишь, а то совсем затупилась.
– Конечно, поточу, приноси.
Слух о том, что Андрюха Сазонов хорошо точит пилы, топоры, лопаты быстро разлетелся по деревне. И потянулись бабы со всех концов со своими мотыгами и лопатами. Андрей целыми днями был занят работой и был рад, что стал востребованным. Денег он за работу не брал, а вот если кто приносил яичко или кусочек сахара, хоть и отнекивался, но брал – ребятишкам угощение.
Как-то вечером зашел к Сазоновым начальник с лесозаготовок.
– Андрей, а ты можешь у нас пилоточем поработаешь? Дед Кузьма совсем слепой стал – плохо точит. Хоть небольшую, но зарплату будем платить.
– Да, как же я к вам туда ходить буду?
– Не надо ходить. Пилы мы к тебе домой привозить будем, напильниками тоже снабдим.
Андрей оборудовал под навесом рабочее место не только для точки пил, но и поставил наковаленку для отбивания кос – сенокос ведь скоро начнется.
В конце июня Алена разродилась мальчиком. Ребенок родился крупненьким, здоровеньким.
– Алена! Давай сына Василием назовем в память о нашем Васятке.
– Что ты, Андрей! Нельзя называть детей именами умерших! Примета плохая.
– Да бог с ними с приметами!
Бодались долго. Андрей все-таки настоял и ребенка назвали Василием.
Радио приносило хорошие вести: красная армия освобождала один населенный пункт за другим, а в начале октября наша земля была полностью очищена от фашисткой нечисти. Народ в деревне воспрял духом: мужики коих ещё не убило, скоро возвращаться начнут, жизнь будет налаживаться. Однако в Верховной Ставке были другие планы: освободить Европу и добить фрица в его логове!
В деревню продолжали приходить похоронки – то в одном, то в другом конце слышался бабий вой. Пришла похоронка и родителям Алены на её брата Сашку. Вслух народ, конечно, не говорил, но уж очень тягостно было получать похоронки теперь, когда своя земля была освобождена, а мужики продолжали гибнуть, и хоронили их в чужую далекую землю. Только в начале мая следующего года пришла весть о полной победе над постылым врагом. Мужики, вернувшиеся с войны покалеченными сбивались в кучки, выпивали за победу беленькую, про жизнь беседовали, ожидали скорых перемен. А перемен все не было: очевидцы говорили, что через Мантурово эшелоны с солдатами да с вооружением все идут и идут на восток. К чему бы это? – гадали мужики.
Вернувшийся вскоре после победы без пальцев на правой руке Николка Спирин сказал, что новая война с япошками скоро будет. И только к концу сорок пятого года потянулись в деревню молодые мужики не убитые, но истерзанные войной.
Выпавший из поддувала на пол уголек вернул Алену Матвеевну в реальность. Она подхватила пальцами выпавший уголь и швырнула его обратно в печку.
– Ой! Что это я задумалась. Вся моя жизнь во сне что ли привиделась. Да нет, не спала вроде. Стало быть память свою ворошила. – тихо проговорила женщина. – Пригрелась тут у печки-то, а ведь пора уж и дела делать. Надо хоть козушке сенца бросить, да и пойла вынести – проголодалась поди.
Матвеевна, опираясь руками поднялась со скамеечки, подошла к входной двери и щелкнула выключателем. Лампочка под потолком вспыхнула ярким светом.