Жизнь как притча

По прошествии времени мы часто удивляемся, как мудро и единственно правильно судьба выстраивает нашу биографию. Выстраивает вопреки непониманию сердца и протестам ума. Что-то большое, несравнимое с сиюминутной оценкой событий, движет нас вперёд. И судьба на этом пути зачастую не милая подружка, а жестокая и эгоистичная управительница. Её решительно не интересует наше встречное мнение, если мы расходимся с ней в понимании блага. Она похожа на «безжалостную» мать, уводящую зарёванного малыша домой в самый разгар игры. Малышу невдомёк, что подул сильный ветер, и он может простудиться. Иногда судьба выступает в роли «жестокого» отца, заставляющего десятилетнего сына-курильщика курить до одури, чтобы тот больше никогда в жизни не коснулся сигареты. Только со временем мы начинаем понимать смысл случившихся событий. И тогда нам открывается история, писанная не росчерками бытовых капризов, а пером высокой и мудрой силы.

На вторые сутки рано утром московские варяги прибыли в славный город Ставрополь. Выгрузились, пересели на автобус, четыре часа пылили по степным дорогам и к полудню добрались до станицы. Июль, жара, духота, слепни – экая северянам пособица! Сошли с автобуса, сгрузили скарб, выдохнули, огляделись. Метрах в трёхстах от остановки высокая стройная колокольня, как верстовой столб, царствовала над одноэтажным посадом. Подошли к храмовым воротам, перекрестились, не успели войти – глядь, по дорожке от церковного домика бежит священник. Одной рукой подрясник за пояс заправляет, другой размахивает и что-то кричит. От произведённого шума стая галок, мирно дремавшая под крышами церковных построек, встрепенулась в небо.

– Приехали! Приехали, родные! – священник подбежал к артельцам и, широко раскрыв руки, пропел. – Христос среди нас, приехали, родненькие!

Григорий первым подошёл под благословение:

– Благослови, отец Михаил!

– Во имя Отца и Сына и Святого духа. Гриша, как же я тебя ждал!

Священник с восторгом оглядел артельцев.

– Экие орлы! Да тут и орлица с вами? – отец Михаил задержал взгляд на Полине и широко улыбнулся, чем несказанно смутил девушку. – Ай-яй-яй, прости старика, смутил красавицу. Не обижайся, милая! Гриша меня знает, это я по любви такой разговорчивый.

Священник выдохнул весёлость, развернулся к храму, перекрестился и произнёс:

– Принимай, отрадушка, иконника Григория со товарищи. Будь им скоропомощницей благой. Приехали они издалече, из самой Москвы! Вот оно как. Ну что, Гриша, на трапезу – и отдыхать с дороги?

– Сначала в храм бы зайти, нужду поглядеть.

– Да-да, конечно, только поклажу снесём, и в храм, – улыбнулся отец Михаил.

Сложив на крылечке гостевого домика коробки с красками и личные вещи, артельцы чинно взошли по ступенькам в церковный притвор, протиснулись в четверик через нагромождение деревянных конструкций и поднялись на леса. Глянули вверх, и… Оторопь взяла московитов.

– Отче Михаил, да кто ж такое посмел? – не пряча удивление, спросил Григорий.

– Ох, Гриша, что сказать тебе, не знаю. Объявился у нас некий Парфён. Обещал храм за два месяца расписать. Ну я, глупый человек, и согласился. А от него, всяк, поутру несёт самогоном, как, прости Господи, от пьяной свиньи огульной. Я ему: «Да куда ж ты такой годишься Бога рисовать?» А он мне: «Богомазам положено! Это для вдохновения, отец». Раз-раз, и уже наверху. И так до самого вечера сидит, даже на обед не слезет, в сортир, прости Господи, не сойдёт, всё мажет и мажет. За досками-то не видно. Ладно, думаю, пусть мажет, всё не голо будет в обители Божьей. А тут как-то наш сторож Кузьма и говорит мне: «Отче, глянуть бы вам на Парфёново художество. Я вчерась поднялся – такое увидел!» Смутил меня Кузьма. На другой день полез я сам. Страшно при моих-то годках, доски трясутся. Залез, сколько смог, гляжу. Господи помилуй! От Парфёнова художества, поверь, Гриша, ноги мои затряслись, из глаз слёзы брызнули. Стою, держусь за стену, сам себя отпеваю. Смотрю, вошёл в храм Парфён. Идёт, шатается. Тут разом силы у меня прибавились, слетел я вниз по лестницам, как голубок, и к нему. «Ах ты, – говорю, – поганец! Что ж ты творишь в доме Божьем? Чтоб духу твоего нынче не было. Никаких денег не получишь, разбойник, скажи спасибо, что кормили за зря». А он мне: «Воля ваша, да только тыщу рублёв мне надобно на билет, куда я без билета?» Отдал я ему эту тыщу и ушёл. А Кузьме наказал гнать из храма поганца и близко не пущать отныне. Вот такие дела, Гриша. Вашу-то работу я видел, вот и подумал, что все так пишут. Выручай, брат!

– Леса надо поправить. Высота серьёзная, – ответил Григорий.

– Гриша, не беспокойся! Станичников подниму, всё сделаем, поправим, только скажи, как! – затараторил отец Михаил. – Завтра и приступим.

Так-то оно так, но забыл батюшка, что июль – месяц полевой. Работных мужиков по пальцам пересчитать, а тут страда – куды им за плотницкие новины браться. Бог милостив, подождёт!