Жизнь как она есть

И я и Лена поняли, что главное в нашей будущей работе — заинтересовать ребят, не бояться раскрыться перед ними, видеть в каждом человека и будить в нем человеческое, доброе.

С таким же настроением я прошла практику на четвертом курсе, когда через три года снова вернулась в институт.

С этим же настроением переступила порог 28-й школы Минска после окончания института.

Настроение-то у меня действительно было такое же, но некоторая уже обретенная уверенность вдруг исчезла. Одно дело, когда ты студент, ребята часто и помогают тебе, и сочувствуют, «болеют» даже за твою отметку на практике, расценивая ее в некотором роде как свою. Другое дело, когда ты приходишь в школу «новенькой» преподавательницей. Тут уж заново держи экзамен и перед учениками, и перед учителями.

Под конец моего первого урока поднялся такой шум, что я уже не могла перекричать класс. Подхожу к доске, пишу задание на дом. Звонок, спасительный звонок. Но почему, почему такой шум, почему повскакали с мест? Пытаюсь успокоить, чтобы произвести «урок окончен», но не тут-то было…

Вышла из дверей под громкий смех, свист, хлопанье партами. Неужели это все из-за моих ног? За весь урок я нарочно не присела для того, чтобы не подниматься. И теперь на все годы сохранилась эта привычка — уроки провожу только стоя. Не так уж и заметно. Как это жестоко и несправедливо… Почему они перестали меня слушать?

Слезы душили меня, и я еле успела дойти до учительской, чтобы не разреветься в коридоре.

Только через несколько лет узнала от бывшей своей ученицы, что ребята смеялись и шумели потому, что им уже все давно было ясно и понятно, а я продолжала быстро-быстро, ничего не видя и не слыша, повторять заученный материал. И говорила я так смешно, по-ученически, как это делают все зубрилки, даже закрыв глаза.

В этот первый год моей работы я так и не могла до конца наладить дисциплину на уроках. Дети быстро раскусили мягкость моего характера и, конечно, по-своему использовали мои слабости и отсутствие опыта. А подчас и сами меня учили.

Часто посещали мои уроки и директор, и завуч. Сколько терпения проявили они, «натаскивая» меня, иногда не в силах понять, что же происходит. При них дисциплина на уроках была идеальной, меня слушали и слушались. Без них иной раз поднималось бог знает что.

На второй год было уже полегче. Я не могу сказать, что и сейчас так уж легко работать. Но поведение учащихся никогда не беспокоит меня. Я не добиваюсь мертвой тишины, зная, что она может быть в двух случаях: из-за страха перед учителем или из интереса к уроку. Предпочитаю второе. Но если подчас в классе стоит рабочий шумок или стихийно разгораются споры, считаю, что это не так уж плохо.

МУЗЕЙ

Прошло около тридцати лет со дня гибели Марата, а его имя и до сих пор объединяет всех оставшихся в живых партизан «Двадцать пятого» отряда и всей бригады имени Рокоссовского.

В 28-й школе Минска создан музей Марата Казея. Все здесь собрано и сделано ребячьими руками. Это плод их многолетних поисков и усилий. Директор музея, экскурсоводы, «технички» — на всех этих должностях пионеры. Есть только один взрослый человек в дружном коллективе энтузиастов — почетный директор музея Ариадна Ивановна Казей.

Каждый год в конце декабря друзья Марата собираются в 28-й школе.

Поседевшие партизаны, при всех орденах и медалях, стоят в шеренге и принимают парад юных маратовцев. Проходят пионеры отряда имени Марата Казея и тех, кто борется за это звание.

Ветеранам и гостям торжественно прикрепляется к груди, рядом с орденами и медалями, алая ленточка со значком, изображающим памятник Марату Казею в Минске.

И все испытывают при этом чувство необыкновенной гордости.

По традиции после линейки в актовом зале проходит торжественное собрание.

Боевые друзья Марата рассказывают, как он жил и воевал в отряде. Особенно тепло всегда говорит о Марате бывший командир партизанского отряда имени 25-летия Октября Иосиф Иосифович Апорович, известный в годы войны под кличкой Вишневский.

Впервые он встретился с Маратом в его родной деревне Станьково.

В начале ноября 1942 года, когда отряд только-только начал свою боевую деятельность, Апорович с группой партизан, пришедших из-за линии фронта, отправился в Станьково, чтобы установить связь с тамошними подпольщиками.

Они собрали нужных им людей, беседовали с ними о возможности организованной партизанской борьбы с оккупантами и предложили тут же вступить в отряд. К ним подошел мальчик лет двенадцати-тринадцати и стал проситься, чтобы и его зачислили в партизаны.

Для отряда это была тяжелая пора. Да и никто не мог поверить, что из этого худенького мальчонки может выйти хороший боец. Не очень-то хотелось командиру отказывать этому мальчику, тем более что он тут же узнал его печальную историю.

Апоровичу рассказали, что мать Марата Казея (это был он), Анна Александровна, была схвачена гестаповцами как активная подпольщица и казнена год назад на площади Свободы в Минске.

Марат смотрел на командира такими преданными глазами, что он должен был собрать всю свою волю, чтобы не сдаться.