Прследнее обстоятельство находим мы только у одного Филона[750]. Но кроме этих трех возмущений, в евангелиях читается о каком-то сильном смятении, при котором Ирод смешал кровь галилеян с кровью принесенных ими жертв. Отзыв его от прокуратуры был последствием обвинения, принесенного на него самарянами Луцию Вителлию[751], легату Сирии, что Пилат своевольно напал, избил и казнил множество самарян, собравшихся на горе Гаризин, по приглашению обманщика, — может быть, Симона волхва, — обещавшего показать Ковчег Завета и священные сосуды храма, которые, как он говорил, скрыты там Моисеем. Действительно Пилат в этом случае действовал слишком опрометчиво и, по-видимому, без всякой нужды жестоко, а, прибывши в Рим, застал Тиверия умершим. Кай не хотел уже возвратить ему утраченного места, предполагая дурным признаком то, что Пилат возбудил неудовольствие в каждом дистрикте небольшой провинции. Собственно говоря, в Пилате отразились чувства его покровителя Сеяна, который высказывал к иудеям крайнее нерасположение. Таков был Понтий Пилат, которого предполагаемые по случаю годового праздника торжества и опасности вызвали из обычной его резиденции, Кесарии Филипповой, в столицу народа, которого он ненавидел, и в главное убежище фанатизма, который он презирал. В Иерусалиме он занимал один из двух роскошных дворцов, которые были воздвигнуты вследствие дорого стоившей народу безумной любви Ирода к постройкам. Дворец этот расположен был в верхнем городе к юго-западу от горы, где стоял храм, и подобно такому же зданию в Кесарии, перейдя в пользование от провинциального царька к римскому правителю, был назван Иродовой Преторией[752]. Он представлял роскошнейшее здание, «превосходящее всякое описание»[753], был выражением своего века и приводил в восторг и удивление Иосифа. Между двумя колоссальными флигелями из белого мрамора, называемыми в обычном духе иродианской лести императорскому дому Кесаревым и Агрипповым, — была открытая площадка, украшенная скульптурными портиками и колоннами из разноцветного мрамора, замощенная превосходной мозаикой, богатая фонтанами и красивыми водоемами. С этой площадки открывался дивный вид на Иерусалим; растущая вблизи зелень предоставляла приятное убежище стаям голубей. По наружности, это была масса высоких стен башен, блестящих крыш, перемешанных с большим вкусом; внутри его были превосходные, роскошно убранные, отделанные золотом и серебром, украшенные вазами, настолько обширные залы, что могли вместить каждая сто человек гостей[754]. Жилище, великолепное для римского всадника! Но бешеный фанатизм иерусалимского населения из превосходного дома сделал такое неприятное местопребывание для римских правителей, что и Пилат, и его предшественники пользовались этой роскошью лишь несколько недель в году и то потому, что им нельзя было не находиться в иудейской столице на празднествах, на которые стекались огромные толпы народа, во всякое время способного к взрыву беспокойного патриотизма. Вскоре все узнали, что даже роскошные дворцы могут считаться отвратительною резиденциею, если будут построены на вулкане, выбрасывающем лаву.
В этом-то царственном дворце, — куда не входил Иисус ни разу в дни свободы, — началась в трех отделах четвертая часть возмутительного суда, предшествовавшего смерти Спасителя. В ней не было слышно ни пустословия Анны, — ни заклятий Каиафы, для того чтобы исторгнуть признание, ни беззаконного решения синедриона; потому что здесь судья расположен был в пользу подсудимого и старался об Его освобождении — прилагая все силы и всю смелость, какие могли зародиться в слабой и гордой, преступной и робкой душе его, — выражая все сожаление, на которое способна была его запятнанная кровью натура. Этот последний суд был полон сострадания и сильных душевных волнений. Три раза менял он свой вид. Три раза иудеи обвиняли Иисуса и три раза оправдывали римляне. Три раза иудеи отвергали это оправдание, и три раза Пилат, несмотря на неприятные предостережения иудеев, с возрастающею энергиею, с усиливающимся душевным волнением прилагал все свои усилия, все свои способности, чтобы уговорить обвинителей и отпустить жертву на свободу.
1. Предполагая поразить Пилата численностью и высоким званием, торжественная толпа членов синедриона и священников, с самим Каиафой во главе, около семи часов утра, привлекла Иисуса из залы собрания через высокий мост, который находился в долине Тиропэон, в сопровождении всего городского населения, на позорище ангелам и людям[755]. Его вели, как будто окончательно приговоренного уже преступника, со связанными руками и с веревкой на шее, — обстоятельство, с которым, по мнению Василия Великого, связано употребление при богослужении